Год Майских Жуков. Анатолий Постолов
и молчание его продолжалось довольно долго, но вдруг он спохватился и огорчительно покачал головой:
– Извините, Марк, у меня война вызывает какие-то аберрации памяти, потом не могу поймать нить разговора. О чём я…
– Каракатицы… – Марик произнес это кондово-русское слово, продолжая всеми пятью чувствами находиться в Венеции, поэтому он извлекал из каракатицы только итальянские корни:…мрамор Каррары, термы Каракаллы… Карнавал…
– Да, конечно, – спохватился Миха. – Сам ресторанчик, как мне помнится, находился примерно в двух кварталах от церкви святого Георгия, построенной, кстати, выходцами из Долмации… И знаете, что меня поразило, когда мы оказались возле этого места? Меня поразила картинка, увиденная в подворотне перед рестораном. Там на потемневшей от старости винной бочке, стояло небольшое керамическое блюдо с невысоким подсвечником посредине, а по кругу были разложены раскрытые ракушки каких-то моллюсков. Внутри они сияли перламутровой белизной, и в каждой, подобно чёрным жемчужинам, лежали небольшие темно-пурпурные виноградины, покрытые бархатистым серым налётом, будто слегка припудренные. Мы стояли и любовались этой красотой, но тут подошёл официант с огарком оплывшей свечи, воткнул его в подсвечник, вынул из кармана зажигалку и зажёг фитиль. И эти перламутровые виноградины заиграли каким-то пещерным, таинственным огнём. Казалось, творец этого шедевра похитил ягоды с перенасыщенного снедью фламандского натюрморта и обвенецианил их здесь, на такой же, как наша, тупичковой улочке… Что с вами Марк?
Марик посмотрел на Миху глазами полными слёз.
– Миха… это так красиво.
– Это всего лишь набросок из венецианского альбома… карандаш, уголь, гуашь, – взъерошив свой ёжик, сказал дворник. И, похоже, у него самого защипало в глазах, видимо, он расчувствовался, и его щека несколько раз дёрнулась.
– Помню, как Германский спросил официанта: "Это барбера?" – имея в виду сорт винограда. Официант протянул ему ягоду и сказал, улыбаясь: "Il sangue di Giove"[2] – кровь Юпитера…
В этот момент желудок Марика, словно очнулся от гипноза слов, и произвёл залп. Марик едва успел нагнуться над ведром, а Миха поддерживал его лоб. "Ой, мамочка", – шептал Марик в паузах, извергая из себя мутную жидкость с остатками икры.
– Теперь беги домой и потри язык питьевой содой или зубной пастой. Всё будет в порядке.
Он сделал паузу и почесал указательным пальцем жёсткую щетину на подбородке.
– Вы меня, Марк, так испугали, что я даже на "ты" перешёл. Это ничего?
– Ничего, – тихо сказал Марик, с благодарностью глядя на Миху.
Тошнота и неприятные ощущения в желудке почти исчезли.
– А почему ты такой бледный? – спросила бабушка. – Ты не заболел?
– Я бледный потому, что не вижу солнца целый день… Зубрю, зубрю и зубрю, как завещал Ленин.
– Лучше бы он завещал нам больше денег, тогда бы ты так не перегружался, мой мальчик. Ужас! На тебе лица нет.
Санджовезе – винный сорт винограда.