Безутешная плоть. Цици Дангарембга
мистер Маньянга.
Вдова обходит допотопные часы с тяжелым ходом маятника, но идут они неверно. Поставив чашки на большой обеденный стол красного дерева, она заявляет, что сделает тебе чай. Ты ей нравишься. Несмотря на отчаянную нужду в благодеянии, сердце у тебя опускается. Змеи в животе принимаются зевать. Такое ощущение, будто сокращается матка. Сомнения в том, нравишься ли ты этой женщине, усиливаются, поскольку понятно: в тебе нет ничего такого, что могло бы сойти за обаяние. Тебя заливает презрение ко всему. Оно залегло под выражением лица, с каким ты смотришь на женщину, которой нравишься. В то же время восхищение ею, той жизнью, что она себе устроила, растет, и ты улыбкой отгоняешь недоумение.
– Мои так их и не добили. – Вернувшись, вдова ставит на стол бывалый поднос из рафии, груженный эмалированным чайником, сахарницей и молочником.
Она наливает тебе освежающий напиток и кивает на самую нижнюю полку, где стоят шесть одинаковых раскрашенных стопок, блестящих, поскольку с них регулярно вытирают пыль.
– Все тут. Все целы, хотя мы и ставили их на все наши большие семейные праздники, – с гордостью уточняет миссис Маньянга. – Сейчас я достаю их, только когда приезжают мои сыновья. Но разве они часто приезжают? Нет! Таковы сыновья. Так ведут себя молодые люди в наше время. Даже не навещают мать!
В чашку, которую протягивает тебе вдова, ты наваливаешь ложек пять сахара. Энергия вливается в тело, и ты понимаешь, что осилишь путь обратно до хостела.
Ты хочешь еще горячего, сладкого чая. Однако стоит тебе поставить чашку на стол, как вдова приступает к осмотру дома. Она отдергивает толстую импортную занавеску из фиолетового атласа, чтобы показать заброшенный бассейн, кафельная плитка которого почернела от тины.
– Теперь, когда мальчики уехали, им никто не пользуется, – говорит она. – Разумеется, плавать мы учили их здесь.
Должно быть, кухня еще совсем недавно была хороша. Ты узнаешь, что изначально ее отремонтировали под наблюдением мистера Маньянги. Он признавал кафель только из одного места в мире – Италии – и только одного цвета – золотисто-охристого. Но с его смертью начали отскакивать плитки. Потом бетон. В грязных трещинах поселились полчища тараканов. По почерневшему засохшему растительному маслу носится ящерица. У тебя чешутся руки, и хочется как следует отдраить тут все химией.
– Вот эта комната, – сообщает вдова, когда ты заглядываешь в еще более затхлое и душное помещение, нежели то, что оставила, – должна была стать первой, которую я сдала бы студентам. Я согласилась с моим мужем, когда он сказал, что, прежде чем правильно вести бизнес, нужно подготовить пилотный проект. Я не хотела противоречить ему и его откровению. Я сказала, что ничего не знаю про пилотные проекты, но Бог знает. Я просто приказала своему материнскому сердцу молчать. Вы ведь знаете женское сердце? Оно хотело делать намного больше для студентов.
Вдова быстро обходит крошечную комнатку, указав на окно, угол которого выходит на