Ужас без конца. Альбина Нури
пришла тьма, он стоял посреди гостиной: на месте не сиделось, он метался из спальни в кухню, из кухни в гостиную. Сомов не шевелился, будто надеясь, что если ничем не выдаст себя, то злая сила его не заметит и уберется прочь.
Он даже не дышал и сердцу приказал бы не биться, если бы мог: казалось, оно грохочет, как отбойный молоток. Прошло несколько минут. Комната озарилась призрачным сиянием: серовато-синим светом вспыхнул экран телевизора. Наверное, и монитор компьютера в спальне включился, мелькнуло в голове у Сомова.
В этом иллюзорном, пляшущем свете отчетливо видна была черная тень, что огромной кляксой расползлась в углу комнаты по потолку и стене. Она напоминала фигуру в черном одеянии, и Сомов, глядя на нее, отказывался верить своим глазам.
Однако пришлось. Знакомый уже низкий, лающий голос, который доносился, кажется, отовсюду сразу, одновременно, прохрипел:
– Я пришел. Ты готов ответить?
Сомов услышал тихий поскуливающий писк и с ужасом понял, что эти жалобные звуки вырываются из его горла. Больше не было возможности для скепсиса: он не мог позволить себе такой роскоши.
– Я… я дал денег матери, – пролепетал он.
– Не считается! – рявкнул демон. – Это не было бескорыстно. Ты откупался от матери, а заодно – от своей совести. Даже и не знаешь, что уже шесть лет говоришь всем правду: ты и есть круглый сирота! А мать твою чужие люди хоронили.
Сомов задохнулся от неожиданной боли. Он и не знал, что такая бывает, что он вообще может ее испытывать. Хотя и не понял пока, за кого болело сердце: за мать или за себя?
Тень придвинулась, протянула к Сомову длинные руки.
– Даю тебе еще две попытки. Говори.
Сомов, который несколько часов перебирал в голове события своей жизни, не знал, что сказать, и выпалил:
– Сонечка! Стажерка! Я ей помог…
– Знаю, – перебило адское существо. – Не считается! Ты не по доброте душевной ошибки ее исправлял. Ты хотел Сонечку в свою постель – и получил. А она потом ненавидела и себя, и тебя.
Сонечка, вспомнил Сомов, уволилась по-тихому, никому ничего не объясняя.
– Про женщин лучше не говори, не старайся. Ни к кому ты искренних, бескорыстных чувств не испытывал.
Густая, как вакса, плотная тень была совсем рядом. Миг – и отделится от стены, схватит Сомова, который скрючился, обхватил себя руками, стараясь укрыться от чудовища.
– Дурной, злобный, никчемный человек с каменным сердцем, по которому никто не заплачет. Мне такие нужны! – алчно проговорил демон. – Последняя попытка. А потом я вырву твои глаза и язык, заберу твою душу.
Сомов почувствовал, что плачет. Слезы – горячие, как свечной воск, текли по щекам.
«Мамочка, помоги», – снова позвал он покойную мать, и на ум вдруг пришел другой человек.
Ребенок, маленький мальчик.
Назойливый чумазый оборванец, который прицепился к Сомову днем и которому…
– Мальчишка! – вне себя заорал Сомов. – Я отдал ему сегодня пакет с едой! Мог и сам съесть, но дал ему! И мне