Битва за Лукоморье. Книга I. Вера Камша
Прибегу, подсоблю, потопчу».
– Лады. Надо будет – свистну, а пока стой. Жди, стой, сторожи. Ясно?
Ответное фырканье было откровенно недовольным, но хозяин уже не ответил. Алёша шел быстро и при этом осторожно, мягкие охотничьи сапоги неслышно ступали по древним плитам, изредка брякало железо, но китежанина это не заботило, напротив. Пусть знают и приходят, хотя нечисть идет не столько на звук, сколько на живое тепло. Холодно ей, всегда холодно, особенно упырям. Нажраться они еще могут, а вот согреться – никогда.
Уже знакомый поворот, и вот она, березь, шумит, старается и в придачу светит не хуже полной луны. Только свет не белый и даже не зеленый, как у болотных гнилушек, а гнойно-желтый, мертвый и мерзкий донельзя. Как и вкрадчивый шорох вечно осенней листвы, лгущей о том, что ничего нет и не будет. Весна невозможна, радость немыслима, ничего не исправишь, никого не спасешь, нечего и пытаться…
– Заткнись, – походя прикрикнул Охотник, – брехло шумливое!
Березь, само собой, не затихла, но в ноющем шуме словно бы что-то щелкнуло. Нечисть, которую не почуял Буланко, или то остывают нагретые за день камни?
Черные стены на фоне неба казались слизнувшей звезды тенью, почти истаявший месяц совсем не давал света. Без китежанской вязи и поганой берези в такую ночь пришлось бы солоно.
Первое из облюбованных для боя мест Алёша миновал не оглядываясь. Площадь была тиха и пустынна, оставалось подойти к самому логовищу, и китежанин подошел. Снизу отчетливо тянуло тленьем и чем-то еще более гнусным: гули явно болтались поблизости. Охотник поправил грудную перевязь с рядком метательных ножей. Проверил – выходят хорошо, но вязко, значит, в бою не выпадут; а теперь на мгновение прикрыть глаза и сосредоточиться. Наколки на груди греют чуть сильнее. Что ж, всё верно: позади камни, которые не обойти, наверху только небо, а с тем, что будет спереди, он управится.
– Ну что, ушастые, заждались? – окликнул Алёша, становясь у примеченного засветло каменного щита и перебрасывая на руку щит деревянный. – Я вот заждался, аж мочи нет!
Твари объявились тотчас, как тут были! Заскрежетало, в лицо плеснуло затхлым холодом, и из провала, посверкивая красноватыми зенками, повалила нечисть. То ли в самом деле заждалась и оголодала, то ли ночь силы придала. Охотник видел сгорбленные, ковыляющие по-жабьи и при этом шустрые тени, да и вонь усилилась, пусть это и казалось невозможным. В нос шибало, хоть чесноком затыкай.
Сколько упырей таили в себе здешние норы, знали разве что березь с белым худом, но наружу вылезло десятка два. Больше перед обломками, на которых пристроился богатырь, просто не умещалось. Что-то скрипнуло, к запаху гулей примешался горько-сладкий аромат, будто из книги посыпались сухие ядовитые цветы, и Алёша не удержался, чихнул.
– Далеко тебя от Китежа занесло, богатырь, – внезапно заговорил кто-то наверху. – Здоровья не желаю, оно тебе уже не нужно.
– Да ну? – Алёша поднял голову и, не выдержал,