Одиночество с раскатистым «р». Ильма Ракуза
пять рук – так проворна. Обед стряпала в мгновение ока. Фаршированные яйца с анчоусами и рубленной петрушкой, спагетти с грибным соусом, апельсиновый щербет. Сковородки летали, но без грохота. Ножички рубили зелень, коренья, бекон, она при этом пела. Напевала она и когда мыла посуду, завязывала шнурки, когда вязала, чинила одежду, полировала зеркала. Напевала, когда играло радио, чисто. Пела в лесу.
Детство у Марьи было трудным. «В Тамбове пьют все. И мой отец тоже. Пил с горя, исковерканный войной. Вел себя как скотина. Чего только мама не вытерпела!». Малышка-Марья заслоняла собой мать. Не смей! – осаживала она его… Два сапога пара, но когда на отца начинала срываться мать, молила ее: ну перестань, ну хватит уже! Двадцать квадратных метров в панельном доме, вечная ругань, самовар воет.
«Бегу вдоль забора. Лето, цветы кругом. Из кустов выпархивают птицы. Знаешь, что такое счастье? Когда над тобой танцует бабочка-лимонница».
Мать впала в хандру, забросила ребенка, хозяйство. «В доме ни крошки, я вечно голодная. Отец ругается».
Марья шла в школу, за продуктами в магазин, Марья готовила. Мать кричала ей вслед с кровати: «Спаси тя господи, доченька!». Это и помогало, и не помогало. «Детства у меня не было».
Однажды мать застучала зубами, будто от холода, а через три недели умерла в больнице.
«Детка, – сказал папа, – придется тебе управляться со всем самой».
Управляться самой. В двенадцать лет. В тринадцать. Считать копейки, вязать на продажу.
Сжалилась бабушка со стороны матери, взяла к себе. Но с головой у нее было не в порядке. Несла какой-то бред, ходила простоволосая. «А папа, с нервов, постепенно спивался вконец».
Марье казалось, что из-под ног уходит земля. Дохлые мухи на кухонном столе как здрасте, вечное безденежье, бабушкины чудачества. Спаси, Господи.
Соседи косились со всех сторон. Учительница видела спасение в комсомоле. Спорт, общественная нагрузка, моральный облик.
Поверх заборов Марье грезились краски, бабочки, другая страна.
У меня что, падучая? – спрашивала бабушка, показывая на ушибленную руку. Бедняжка.
Отец на диване, в отключке. Светотень переворотов.
В Тамбове цветут яблони.
Проснувшись как-то ночью, Марья, при всей расплывчатости своих представлений о будущем, вдруг ощутила в себе твердую решимость уехать. И ничего смешного, ей не до веселья, причем давно. Разве что Полины будет не хватать, школьной подруги.
В Саратов. В Саратов, учиться на медсестру. В Саратове жил дальний родственник.
Папа благословения не дал, но и к черту не послал. Сунул пару рублей в руку. Тебе понадобятся.
Ей было восемнадцать, когда она уехала из Тамбова, в Саратове поселилась в общежитии. Советского Союза не стало, теперь была Российская Федерация.
Учеба давалась легко. С медицинскими инструментами она управлялась ловко. А по части готовки переплюнула всех товарок в общежитии. Заходите, ешьте, но только без пьянства!
С Паулем они познакомились в кондитерской,