Радость моих серых дней. Екатерина Дибривская
довольно потирает.
– Правильно, Тихон. Бери хозяюшку и на море вези. А осенью – в Москву. Засиделся ты, брат, в лесу. Пора жить начинать.
Киваю согласно. Пора.
***
Возвращаемся к обеду.
Лучшую ёлку со всего лесу срубили.
Девчоночка в платье из обновок. Румяная, что яблочко наливное. Возле плиты вертится. Еду греет. Мясо размораживать поставила. Свинину на шашлыки. А я и позабыл совсем.
Улыбается довольно. Краснеет, глядя на меня. Но взгляд не отводит. Вижу в её глазах озорство лукавое. Как напоминание о том, что меня ждёт, стоит только наедине остаться.
Подхожу к ней. Целую мимолётом. Трогаю украдкой.
– Чем помочь? – спрашиваю.
– Я уже всё сделала, – улыбается. – За стол садитесь, обед подам.
Ест мало. Ну точно – котёнок. Маленький. Ласковый. Так и ластится ко мне поближе.
Витюша смотрит со стороны и улыбается. Давно такого спокойствия в моих глазах не видел.
***
Ставим ёлку, девчоночка на табурет становится и вешает завалявшиеся от каких-то прошлых смотрителей огоньки да игрушки. Я коршуном рядом увиваюсь. Зорко гляжу, чтобы не свалилась ненароком.
Витюша байки травит, что девчонка заливается. Смеётся. Позабыла рядом со мной об опасениях. Смотрю на её улыбку и хочу, чтобы никогда больше не затухала. Чтобы слёз горечи она больше не знала.
Тянется неловко к макушке ели. Стул пошатывается. Не выдерживаю. На руки её подхватываю, помогаю.
– Спасибо, – шепчет она мне в ухо.
Жаром обдаёт от самого сердца чёрствого до кончиков пальцев.
Касается руками моего лица. Гладит ласково.
– Ну, пойдём, Тихон, шашлык жарить, – кричит Витюша.
Чтоб тебя!
Нехотя оставляю девушку. И табурет подальше от ёлки убираю.
Смеётся. Подбегает ко мне и на цыпочки встаёт. Руки на шею мою закидывает и целует.
Быстро, неумело. Сладко. Так, что хочется Витюшу прямо сейчас с горы спустить.
– Иди, Тихон, – шепчет мне в губы, – и я подышать выйду. Только оденусь потеплее.
***
И выходит. Бегает с Полканом, ошалевшим от количества гостей и перепавших нежностей. Разыгрался защитник. В снег её валит, и я замираю. Пока не слышу её счастливый, заливистый смех.
– Нельзя ей в лесу жить, Тихон, – вздыхает Витюша. – Ты целыми днями по горам блуждаешь.
– Не дави, – рыкаю. – Без тебя тошно. Одно воспоминание о твоём приезде чего стоит.
– Знал бы, всё по-другому могло сложиться. Но ты ж молчишь, и связи нет.
– Да, – вздыхаю. – Замок нужно покрепче, на первое время хватит. А там – защищаться обучу. Глядишь, и лето наступит.
– Куда такую хрупкую – и защищаться? – удивляется друг. – Она же совсем малышка. Если только ружьё.
– Скажешь тоже – ружьё! – усмехаюсь. – Подумаю на досуге. Непутёвая она, Витюша. Все беды притягиваются, как магнитом. И в лесу не спрячешь, и в городе – покоя не будет.
– Ну ничего, в Москве попроще будет. – успокаивает. – Возможности есть.
– Не знаю, – вздыхаю, – жизнь покажет.
Я