Провинциальная хроника мужского тщеславия. Василий Викторович Вялый
зачитывались Кастанедой и Шопенгауэром, курили марихуану и не обременяли себя моральными устоями, а она сидит, выпендривается. На первом курсе все над ней прикалывались, а потом наскучило – внимания не обращает. К тому же, она была худа и некрасива и, вероятно, привыкла к своей участи быть изгоем. В нашей веселой, бесшабашной, сплоченной группе Арнацкая была как ненужный, чужой (выбросить нельзя) предмет. Нам она казалась пришибленной дурой, но для себя она была вполне разумна и рассудительна. И, пожалуй, из всех наших девчонок лишь она не была влюблена в преподавателя истории искусств Дроздецкого.
О, Анатолий Григорьевич Дроздецкий! Огненные вьющиеся волосы обрамляли его бледное, усталое лицо с каиновой печатью еврейской интеллигентности. Но усталость эта была только внешней – с упорством, достойным лучшего применения, он ежегодно вступал в гражданский брак с
одной из своих студенток, преследовавших своего учителя с нескрываемым энтузиазмом. Искусствовед постоянно пребывал в сентиментально-лирическом настроении и, не будучи сексуальным символом, нравился им, видимо, на подсознательном уровне. Сопротивление женским чарам Анатолий Георгиевич считал делом бесполезным, и, когда очередная ученица многозначительно сияла ему влюбленными глазами, он краснел, потел, волновался, но поделать уже ничего не мог. Он был похож на ребенка, у которого в руках больше яблок, чем он может удержать. Дроздецкий взаимно влюблялся в своих воздыхательниц и, как человек порядочный, проведя с очередной пассией ночь, женился на ней – переводил ее из студенческого общежития в свою однокомнатную малосемейку, при этом делая несчастной ее предыдущую товарку.
Год или чуть более Анатолий Георгиевич пребывал в блаженно-отрешенном состоянии молодожена и на печальные взгляды сраженных любовным недугом девушек никак не реагировал.
Но однажды произошло то, что непременно случается с мужчинами, ведущими подобный образ жизни – Дроздецкому встретилась женщина с сильным характером, которой удалось взять его в крепкие руки.
Антонина Степановна Измайлова не была красивой женщиной. Зато она обладала сильным характером, ибо занимала должность завхоза университета. В ее ведении было оборудование учебного заведения, пищеблок, коммуникации; не каждый мужик справился бы с подобным хозяйством. А Антонина Степановна справлялась. Интендантский механизм обширных ее владений работал надежно, как швейная машинка «Zinger» модели 1892 года. Без сбоев текли вода и электрическая энергия, в студенческой столовой по-домашнему витал аромат ватрушек и украинского борща. Любую, – ну почти любую, – заявку деканата на лабораторное оборудование завхоз выполняла, если не молниеносно, то своевременно.
Антонина Степановна успешно справлялась не только со своими прямыми обязанностями, но и следила за нравственными устоями учебного заведения. Она регулярно бывала в университетских общежитиях и, как могла, выметала сор прелюбодеяния из спального района Alma Mater.
Каким-то