Записки питерского бухарца. Голиб Саидов
глазки, лукаво прошептал старый мент – сколько «палок» кинул? Только честно, между нами?
«Ага: так я тебе и сказал…» – подумал я и представил – как ликует сейчас душа ветерана.
– Да не было у нас ничего.
– Ты кому сказки рассказываешь: твой друг давно уже всё нам рассказал? – В обычной нашей среде это называлось «брать на понт», то есть, заставить расколоться. – Мы же, о тебе беспокоимся, дурачок! Подумай о родителях! – вкрадчиво льстился ко мне «хитрый лис», продолжая свою обработку.
И в самом деле: было нечто такое в повадках и во всем его облике, что напоминало это дикое животное. Это был прирождённый мент. Иногда мне даже казалось, что он родился в форме, – представить его в обычной одежде не приходило в голову никому.
Являясь грозой не только хулиганов, но и обычной молодёжи, которая вела себя (по его мнению) слишком развязно и вызывающе, он не мыслил себя вне милиции. Это был, своего рода, бухарский «Анискин». Причём, совпадало всё: и должность и звание. Отличие состояло лишь в его фирменных усиках «а ля фюрер», с которыми он никогда не расставался, да ещё, пожалуй, сказывался южный темперамент: его неуёмной энергии мог позавидовать любой выпускник высшей школы милиции. В своём деле он был супер-профессионалом. От него бесполезно было скрываться и прятаться: у него был дьявольский нюх и врождённое ментовское чутьё.
Самым излюбленным его занятием было – застукать какую-нибудь парочку в кустах и, осторожно подойдя на цыпочках, хрястнуть по голой заднице своей неразлучной резиновой дубинкой. Это был пик блаженства. Смотреть, как насмерть перепуганные молодые люди, лишившись дара речи, спешно пытаются натянуть на себя штаны. Ради такой картины, несомненно, стОило идти в милицию.
И сейчас, в кабинете директора ресторана, он всячески старался «вывести меня на чистую воду», искренне сожалея о своём промахе, пытаясь взять реванш за вчерашнее. Ещё бы: впервые «Акела промахнулся…»
Отчасти я был даже рад, что дело дошло до моего шефа, потому что это означало только строгую взбучку на виду у начальства гостиничной охраны и «отеческое внушение», когда мы останемся с ним наедине – «дурень, ты этакий: гуляй, но с умом, чтоб не застукали…»
Своих работников он ценил не только за профессиональные качества, а потому, будучи в тесном контакте с сотрудниками КГБ, всячески нас выгораживал, не раз вытаскивая из щекотливых ситуаций. Вот и на сей раз, приняв угрожающий вид, он клеймил меня позором, угрожая увольнением из рядов барменов, глубоко в душе переживая и моля, чтобы я только не сорвался и не отчебучил не того…
– Так, «по обоюдному согласию» было или – как? – с тревогой спросил теперь уже директор. – Ты пойми: в городе за последние два года уже было три ЧП, связанные с изнасилованием иностранок, а потому, если «они» завтра напишут письмо и это дойдёт «до Москвы», то мы и в самом деле ничем уже вам с Сафо не поможем.
– Не было ничего – вновь повторил