Дачное общество «Ностальжи». Рассказы. Алексей Смирнов
сказал Здор.
– И если учесть тему нашей недавней беседы, ты допускаешь, что домик в действительности не домик, а некое окно в иное измерение, или иной мир, или преисподнюю, или куда-то еще?
Здор снова пожал плечами, готовый обидеться. В полуутвердительных вопросах Горобица ему мерещился сарказм. Но Здор ошибся: подвох не последовал.
– Предлагаю посетить место, – развел руками Горобиц, словно объявляя доказанной несложную теорему.
Эта мысль немедленно получила поддержку Мартемьянова. Он ликовал. Опыт подсказывал ему, что посиделки достигли экватора, незаметно его пересекли и скоро закончатся обыденно, заурядно, приложившись к иррациональному множеству точь-в-точь таких же застолий. Возможные варианты вроде похода на угол или тщетных прозвонов давно надоевших, замужних уже подруг превратились в бессмысленные традиции и вызывали мысли о близкой могиле. Горобиц затеял нечто свежее. Тем более здесь, в табачно-хмельном уюте, россказни Здора представлялись сомнительными, зловещий домик-пряник располагался пусть неподалеку, но все же вне поля зрения, и оставалась голая идея – необычная, заманчивая, многообещающая. Горобиц, который набрался основательнее, нежели это могло показаться со стороны, возбужденно-сосредоточенно сверкал очками и плавно перемещался, отбирая необходимые с его точки зрения предметы. В итоге он сложил на столе кучу всякой всячины. В нее попали: нож складной, нож столовый, нож хлебный, бельевая веревка, компас, паек сухой, паек жидкий, фонарик, карманное издание Библии, ножницы, колода карт, пять штук презервативов, Атлас Мира, йод и лейкопластырь. Мартемьянов с вопросительной надеждой ткнул пальцем в презервативы.
– Как-никак в неведомое отправляемся, – туманно пояснил запасливый Горобиц.
Здор – единственный, кто хотя бы поверхностно представлял себе объект изучения, – испытывал легкий шок. Все равно как если бы человек, переживший настоящий голод, слушал разглагольствования двух гурманов, томящихся в ожидании званого ужина. Он припомнил пустырь, чернильное небо, недосягаемые огни далеких фонарей, высоковольтную линию, темное пятно жуткого дома и ветер, не встречающий преград. Но все эти детали отступали перед лицом неизвестной напасти, что заявляла о себе токами пресного до тошноты, всерастворяющего ужаса. Однако сила эта проявлялась не каждый раз, и только поэтому, надеясь на свою счастливую звезду, Здор воздержался от категорического отказа. Вместо этого он спросил у Горобица, на кой шут тот берет с собой Атлас Мира. Горобиц изрек какую-то невозможную мысль о пространственных дырах.
– Ты хоть знаешь, о чем говоришь? – осведомился Здор с ноткой презрения и сию секунду пожалел, так как Горобиц немного подумал… вдруг чуть живое разумное его начало отпустило вожжи, и хлынуло что-то маловразумительное про номинализм, семантику и вещи в себе. Здор, тайно рассчитывая, что тем все и кончится, не перечил, но Мартемьянов мигом распознал