.
голбца выскочило странное существо: как кот, но на двух лапах; как ребёнок невысок; космат, словно медведь. Елисей оторопел, попятился, в стену упёрся, а когда разглядел, кто выбежал, так и вовсе побелел: в меху светлом, длинном, с ушами острыми стоячими, с глазами круглыми кошачьими, само чуть выше колена. Что-то со стола умыкнуло – и перед ушкуйниками остановилось. Ощерилось и, рот открывши будто от уха до уха, яблоко куснуло да на Третьяка жёлтыми зенками вылупилось. Ушкуйник дрожащей рукой саблю выхватил и выставил навстречу косматому. Волосатый вновь оскалился, протянул руку-лапу и осторожно коснулся пальцем острия. Третьяк вздрогнул от неожиданности и случайно рукой дёрнул. Существо затряслось, посмотрело на палец свой, с которого кровь закапала и раскосолапилось, крепче прижимая к груди яблоко надкушенное, насупилось и разревелось.
– Ну вот, – молвила хозяйка. – Довели голбе́шника5. Кто мне теперь помогать по дому будет?
Елисей молитву забормотал, а Третьяк левой рукой под кольчугой крест нащупал, выпростал да, оттянув на всю длину цепи, на нечисть направил. Голбешник реветь перестал, выпучил глаза, засмотрелся, жуя яблоко, да улыбнулся, закивал и убежал. Вскоре вернулся и протянул ушкуйнику небольшой ножичек с резной костяной рукоятью, испещрённой знаками непонятными и неизвестными, да к кресту потянулся.
– Зря ты так, – поцокала девонька. – Он решил, что ты меняться хочешь.
– Крест не отдам! – отдёрнул руку воин, даже не удивившись, что нечисть к символу лапы тянет.
Существо вновь насупилось и захныкало. Нахмурившись и дёрнув рукой-лапой, метнуло ножик в пол, себе под ноги. Лезвие с глухим стуком воткнулось в половицу. Голбешник резко отвернулся, потопал прочь и на полати полез. Третьяк побледнел, сглотнул судорожно, глядя на нож, ушедший в доску по самую рукоять.
– Что молчишь? – укорила хозяйка. – Спасибо скажи, да забирай. Подарок это.
– Сила он нечистая, и тебя дурит, – ответил Третьяк. – Морок на тебя навёл, что ли? Вот скажи, что с тебя требует?
– Отчего нечистая? Отчего морок? Голбешник же. Добрый он, да хозяйственный, да с меня ничего и не требует, – пожала плечами девонька. – Хлеба, яблок дашь ему, – он и радостный. Клюкву не даю, – буянит с неё, да спотыкается.
– Ведьма, что ли? – сузил глаза Третьяк, покрепче саблю ухватывая.
– Скорый ты на расправу, – лукаво улыбнулась хозяйка. – Всё ли неясное ведьмовством объясняешь?
– То-то я смотрю: простоволоса ты, неподпоясана.
– А ты, что ж, раз с крестом пришёл, то и свят? Может, разбойники вы, хоть на витязей и похожи? Вон и саблю достал.
– Из войска княжеского мы, – ответил с прищуром Третьяк, но саблю не убрал.
– Так садитесь, городские, – заулыбалась девонька.
Подумал ушкуйник, что раз молитва не изгнала и крест не напугал, может, и правда не бесовское то чудо волосатое. Убрал саблю, на лавку сел напротив хозяйки.
– Так и будешь есть? – засмеялась она. – В кольчуге да шеломе?
– Да, – ответил коротко Третьяк. – Себе
Голбе́шник – одно из названий домового, связанное с его местом нахождения в доме.