Белая Богиня. Роберт Грейвс
силится утащить сновидца через окно, а когда тот оглядывается, то видит свое тело, неподвижно замершее на постели; впрочем, соперник способен принимать облик и других существ – злокозненных, дьявольских или змееподобных.
Богиня – пленительная, стройная женщина; у нее нос с горбинкой, мертвенно-бледное лицо, алые, словно ягоды рябины, уста, необычайной голубизны глаза и длинные белокурые волосы. Она может внезапно превращаться в свинью, кобылу, собаку, лису, ослицу, ласку, змею, сову, волчицу, тигрицу, русалку или отвратительную ведьму. Ее имена и эпитеты неисчислимы. В историях о привидениях она обычно предстает в облике белой дамы, а в древних религиях, от Британских островов до Кавказа, почитается как Белая богиня. Не могу вспомнить ни одного настоящего поэта, от Гомера до наших дней, который бы по своей собственной воле не отдал ей дань. Можно предположить, что поэтическое ви́дение проходит некую проверку на прочность, когда поэт пытается максимально точно изобразить Белую богиню и остров, над коим она царит. Когда творишь или читаешь истинную поэзию, волосы шевелятся, глаза наполняются слезами, в горле чувствуется ком, кожа покрывается мурашками, вдоль спины пробегает дрожь, и происходит это потому, что истинная поэзия не может обойтись без заклинания Белой богини, или музы, или матери всего сущего, древней властительницы наслаждения и ужаса – паучихи или пчелиной матки, королевы улья, объятия которых несут смерть. Хаусман предложил второй, вспомогательный, тест на истинность поэзии: вызывает ли она то воздействие, о котором писал Китс: «Все, что напоминает мне о ней, пронзает меня, словно копьем». Это еще одно уместное определение Темы. Китс, чувствуя дыхание смерти, писал о своей музе, Фанни Брон, а копье, «взалкавшее крови», – традиционное оружие темного палача, свергающего героя с престола.
Иногда мы ощущаем, как зашевелились волосы при чтении какого-нибудь фрагмента стихотворения, где нет ни действия, ни персонажей, если о ее незримом присутствии достаточно недвусмысленно возвещают стихии: например, когда ухает сова, луна, словно челн, стремительно и плавно несется сквозь облака, деревья медленно колышутся над низвергающимся со скал водопадом, и откуда-то издалека доносится лай собак; или когда колокольный звон разносит в морозном воздухе весть о рождении нового года.
Несмотря на глубокое чувственное очарование, которое мы испытываем от чтения классической поэзии, она не заставляет волосы шевелиться и сердце сжиматься, разве что в тех случаях, когда ей не удается сохранить благопристойную сдержанность, а причина этого кроется в разном отношении классического поэта и истинного поэта к Белой богине. Это не означает, что я отождествляю истинного поэта с романтическим. Прилагательное «романтический» было удобной характеристикой, пока оно означало мистическое благоговение перед женщиной, некогда забытое и вновь принесенное в Западную Европу авторами стихотворных романов, однако впоследствии оказалось запятнано, так как его стали использовать