Расшатанные люди. Нана Рай
вас. Словом, перестанет вести себя «хорошо». Предположим, это произошло. Что вы станете делать после этого? Вы успокоитесь, сможете жить дальше?
Невероятно долгая пауза.
– Вряд ли.
– Тогда ваш вариант.
– Ну…
– Смелее.
– Чисто гипотетически?
– Разумеется. Мы не допустим, чтобы это случилось на самом деле.
– Ну, если чисто гипотетически… Тогда у меня появился бы повод его убить.
Свидетельство о рождении.
Свидетельство о смерти.
Везде одно и то же имя. Евсеева Зоя Ильинична. Ей едва исполнилось два года, когда произошла автокатастрофа.
Юлиана поправляет указательным пальцем одну из фотографий, которые она ровными рядами разложила на столе. Сладкая видимость контроля над происходящим. Но каждый снимок вызывает в ней бурю эмоций. Эту бурю можно усмирить лишь транквилизаторами. И то, если вколоть их прямо в вену. Но никакой горький кофе не способен унять расшатанные нервы.
Юлиана обхватывает кружку руками, на дне которой осталась черная жижа. Пятая по счету за этот вечер, и каждый раз гадание на кофейной гуще заканчивается одинаково. Юлиана предсказывает себе томительное будущее, полное неясности и страхов.
Она окидывает кухню взглядом, но не может сосредоточиться на мелочах. Все как в тумане. Неужели она варила на этой старомодной газовой плите с позолоченными вентилями кашу для ребенка? А здесь, под винтажной картиной с молоденькой вертихвосткой из двадцатых – стоял детский стульчик? Интересно, Илья избавился от всех детских вещей, когда она потеряла память? Оставил лишь эти фотографии да куклу. Видимо, ту самую, которая была с Зоей во время аварии. Но зачем?
Юлиана прижимает мягкую игрушку к лицу и вдыхает. Но ничего не чувствует. Почему она смотрит явно на столь дорогую сердцу вещь и ничего не испытывает? Со вздохом она кладет куклу обратно в коробку.
Да. Илья тщательно замел следы. Даже красная коробка из-под обуви… Юлиана ведь так редко заходила в его темную комнату из-за клаустрофобии. Один шанс на миллион, что она наткнется на коробку. Но в тот день…
– Может, тебе не стоит вспоминать? – Хриплый голос Ильи нарушает уединение Юлианы. Он стоит в дверях, зажав под мышкой бутылку вина. – Многие продали бы душу, лишь бы забыть такое горе. Я, например.
– Для горюющего ты слишком хорошо выглядишь, – то ли с иронией, то ли с недоумением произносит Юлиана.
Илья и правда выглядит первоклассно в сером костюме-тройке, хотя и видно, что тот уже не первой свежести.
– Ты многое не замечала. – Илья достает два бокала и разливает красное вино.
Судя по этикетке – дорогое, но Юлиана так редко пьет спиртное, что различает его лишь по цветам и крепости. Остальное – букеты вкусов, выдержка, названия марок – для нее все равно что для балетмейстера инженерные термины.
– Не чокаясь, – он ставит перед ней полный бокал и залпом опустошает свой.
– Лихо. Это кто из нас страдает из-за того, что он ни черта не помнит?
– К сожалению, не я, – с кривой усмешкой выдавливает