Ежевика Её светлости. Средневековые сказки II. Юана Фокс
что бы там их ни ждало, а зависть Ингу петлёй завязывала. Больше всего на свете хотела она сейчас оказаться среди них, жрущих, как свиньи, хохочущих! Невзирая на расплату, которую им уготовили. Так замечталась она, что провалилась в голодные сны, как в тёмный колодец. А пришла в себя от лютого крика, и плача, и мольбы, и окриков, и лая, и воя… Не хотела Инга, да схватила сама себя за голову и глазами широко распахнутыми оглядела стройные, грамотно расставленные ряды кольев. Прямо вокруг разорённых ночной пирушкой столов. А на кольях… Люди. Мальчишки крестьянские. Девушки.
Рассвет нежно расцеловывал каждую чуть живую, трепыхающуюся фигуру. Розовый свет небес переливался в кровавые лужи по всему двору. Сглотнула она пустую слюну и стала потихонечку, полегонечку с дерева вниз ползти. Есть расхотелось намертво.
«Что… что они сделали? Что?» – шептала сама себе по кругу. А голос, о котором она уж забыть успела, вдруг твёрдо проговорил:
– Это братья и сёстры наследника! И ты – одна их них, ублюдок княжеский. Хочет ваш господин один такой быть, сын своего отца. И ты там была бы, мёд-пиво пила бы, но твой истинный Отец иначе решил.
«Кто такой, мой истинный Отец…» – как сквозь дым подумала Инга и тут же все мысли отбросила.
Благодарность разливалась по телу сытостью и довольством, будто тёплым вином напоили её. Благодать божия! Вот они – руки её, кровят немножечко, но это ничего! И ноги её, ножки кривенькие, всё еще тут, с нею! И несут её, слушаются, родненькие! Изранила обо всякое, каждый шаг от боли так и звенит, но что болит – то и живо! И идти могут, и даже бежать. «Уносите меня, ноженьки, подальше отсюдова хоть куда, я уж вам и указывать не буду, только несите!»
Так и плелась она, спотыкаясь и оскальзываясь в счастливом забытьи, никто и звать никак – живая, живая! Пока не провалилась в лисью нору. Да там и улеглась. Накрылась с головой камзолом и уснула, тревожно и маятно.
Но спала беглица недолго. Прежде чем осознала зачем, она уже неслась сломя голову по кустам, не разбирая дороги. Лес смеялся над ней, враждебный и тёмный, как та «адова хата», куда швыряли нерасторопных слуг… Инга, когда только ходить научилась, забрела туда, куда маленькие отбросы совать носа не должны. Тогда её схватил за шивороток худой рубашки кто-то из «заплечных» и швырнул кухарке на руки: «Нос отрублю!» А сейчас ей казалось, что она оказалась в самом чреве того пыточного дома, откуда выхода нет, и бежит, задыхаясь и кашляя, и будет бежать вечность, по кругу! Острые ветки хватали её за шиворот, мошкара залетала в глаза, Инга утирала злые отчаянные слёзы, рвала кожу и оскальзывалась в ручьи, хрипела и ползла хоть бы куда, только подальше, подальше!
За ней чётко по следу шёл её брат.
Видать, самомнение его таково, что он был один. Без слуг и собак, пешком. Даже без оружия, один только короткий нож, что всегда был при нём. Свято уверен был, что беглянку, как овечку жалкую, покорную, увёдет с собой на зарезание. Да и что бы ему помешало? Уж не олень ли пугливый? Не птица ли крикливая?
А дичь