Жена последнего друида. Иван Быков
днем рождения, – Нестор легонько стукнул сестру бокалом по кончику носа.
Бокал был холодный, в носу защекотало. Захотелось петь и плакать, плакать и петь. Раскинуть руки и кричать о счастье здесь, рядом с братом, и о полной безнадеге там, среди прочих людей. Но вместо этого Варя спросила:
– Последняя пандемия больно ударила по отелю?
– Все еще бьет, – без злости (привык уже) ответил Нестор. – Кто-то из трансов пообещал, что они уже организовывают новую волну к сентябрю. Такое впечатление, что кто-то устроил глобальное состязание и выбирает народ для заселения планеты. Выиграет, естественно, самый организованный и послушный. Таким народом в масштабах планеты легче управлять.
– Тяжело? – посочувствовала сестра.
– И – да, больно нашему отелю, – не пожаловался, а просто констатировал брат. Не секрет же, что такие тотальные ситуации выжимают последние соки из малого бизнеса и кратно увеличивают прибыли глобального капитала. Видимо, эффект превзошел даже самые радужные их ожидания, раз пандемии объявили плановыми мероприятиями. Скоро будем рыть подземные туннели для тайных гостей, как те туннели, что между Империей Ольмеков и президентством Техас. Собственно, уже начали.
– Вычислят заселение по свету в окнах. И оштрафуют. Так что заодно монтируй затемнение, – улыбнулась Варвара.
Она знала и разделяла неуважение брата к транскорпоративной диктатуре, что была официально объявлена два десятка лет назад. До этого каминг-аута «трансами» называли Совет президентов Трансатлантического Содружества… И вот теперь – транскорпоративная диктатура. И ведь никто не удивился.
Как-то незаметно, тихой сапой выбелилось все то, что прежде подавали как вымыслы конспирологов. Вчера еще шутили, покручивая пальцем у виска, а сегодня – грянуло. Да нет же, не грянуло – подкралось, утвердилось и вошло в обиход, словно так было всегда. Когда же, как же это все началось?
Варвара не знала. Могла лишь судить по собственной профессиональной области – по сфере образования. Маленькими шажками, от заглавной буквы к прописной, от реформочки к реформочке что-то сыпалось, рушилось, обращалось в прах, и из праха этого восставало нечто – аморфное, липкое, паукообразное, недоброе. То, что у человека недалекого вызывало пароксизмы стайной агрессии, а человека думающего и вовсе вводило в недоумение.
Варвара Сергеевна почти двадцать лет проработала в школе. Начинала с энтузиазмом, продолжала с уверенностью, обрела опыт, как говорят, нашла свой дао. Нет дорог, есть одни направления. А теперь… А теперь ощущала растерянность. Чему учить? Как учить? И даже – зачем учить?
– Задумалась, сестренка? – Нестор легонько дернул Варю за прядь волос. – О чем? Неужто о возрасте? Да ладно! Ты у меня все радости в одном флаконе: и красива, и умна, и с характером.
– Вот скажи, – спросила Варя у вечернего йодистого бриза, – Как так вышло?
– Что делать, и кто виноват? – по-доброму поддержал брат. – Не нам, людям скромным, судить, не нам решать. Да оно и к лучшему. Представь, если бы каждый сапожник…
– А