Луна костяной волшебницы. Кэтрин Парди
смогу одолеть акулу. Большинство из них ведут себя вполне спокойно, если не чувствуют для себя опасности.
– То есть охотница, прыгнувшая на нее со скалы, не считается опасностью?
– Это лучше, чем плыть от берега. Мне никогда за ней не угнаться в воде.
– Не в этом дело!
Аилесса скрещивает руки на груди.
– Охота всегда связана с опасностью. И вот в чем дело! Животных, обладающих наилучшими качествами, всегда сложно убить. Иначе все мы давно носили бы беличьи кости.
Меня тут же пронзает обида. И я невольно сжимаю крошечный череп, свисающий с вощеного шнурка до груди. Моя единственная кость благодати.
Глаза Аилессы округляются.
– Я не имела в виду твою кость, – осознав свою ошибку, бормочет она. – И не хотела тебя обидеть. Огненная саламандра намного лучше грызуна.
Но я не поднимаю глаз от земли.
– Саламандра даже меньше грызуна. И все прекрасно знают, насколько легко было ее убить.
Аилесса берет меня за руку и долго не отпускает ее, прекрасно осознавая, что акула уплывает.
– Но тебе это далось нелегко. – Наши пальцы почти соприкасаются, и ее кремовая кожа выделяется на фоне моей оливковой. – Кроме того, огненная саламандра обладает даром быстрого исцеления. Ни одной Леуррессе до тебя не хватило мудрости обрести эту благодать.
По ее словам, убийство саламандры кажется умным ходом. Но правда заключается в том, что Одива так сильно давила на меня, заставляя отправиться на первую охоту, что от отчаяния я выбрала существо, которое вызывало у меня меньше всего жалости. Но это не сработало. Я проплакала несколько дней и не смогла притронуться к ее тельцу. Аилесса за меня ошпарила ее тушку и очистила кости, чтобы я могла сделать ожерелье. Она предложила мне использовать позвонки, но, к ее удивлению, мой выбор пал на череп. Потому что именно эта кость не давала забыть о саламандре и навевала мысли о ее жизни. И это показалось мне лучшей данью уважения, которую я могла ей оказать. Но я так и не смогла заставить себя вырезать на черепе какие-либо узоры. Но Аилесса никогда не спрашивала меня об этом. Она никогда не заставляет меня говорить на неприятные мне темы.
– Тебе лучше бы убить эту акулу, – вытерев нос рукой, говорю я.
Если кому и удастся сделать это, то только ей. А я постараюсь не думать об опасности.
Она улыбается моей любимой улыбкой, которая обнажает все ее зубы, и у меня просыпается чувство, что жизнь – одно длинное приключение, причем настолько увлекательное, что даже Аилессе не к чему придраться.
Она отстегивает копье со спины. Мы сделали его вместе, соединив толстую палку и ее костяной нож. Как и все ритуальное оружие, клинок вырезан из костей оленя и символизирует вечную жизнь. Аилесса отступает на несколько шагов, сжимая древко копья, и, разбежавшись, прыгает со скалы.
Ее прыжок завораживает. Кость из крыла сокола не дарует ей умения летать, но помогает парить и преодолевать большие расстояния.
Вскрикнув от переполняющих эмоций, Аилесса сводит