Из переписки моих родственников. Военные годы: 1941-1945. Ирина Валентиновна Роскина
хорошего. Твой Мара
Дорогой Гогунчик, все твои письма читаем. Писала тебе два раза, не знаю, получил ли ты открытки. Целую тебя крепко. Нина
Телеграмму твою от 22/X получили на другой день. Целую. Лида
Пользуюсь оказией и шлю тебе весточку, дорогой Гога. Мы очень давно не имели от тебя писем, как и от Розочки. Но недавно Нина получила от Катюши сразу пять писем, значит пришла партия писем, и мы рассчитываем, что и для нас в ней что-нибудь найдется.
В последнее время жизнь у нас стала острее. Частые налеты, к которым мы, было, уже привыкли, стали раздражать, да и артобстрел стал надоедать. У нас и всех наших близких все в порядке пока, но стало голодновато[130]. Меня очень озабочивает положение с ребятами. Промелькнул слух, что дотация Литфонду[131] отпущена только до 1/I, и я не знаю, как это понимать, хочу думать, что это только потому, что этой датой кончается год, и что в 1942 году Литфонд будет продолжать существовать в виде единой организации. Пожалуйста, последи за ними, проверь у Р<озы> Н<аумовны> и сообщи нам – мы будем действовать через здешний Литфонд в случае надобности. Сегодня улетел Яша Гохбом[132], мы послали с ним Розочке 500 р., которые просили его переслать в два приема, и Розочкин аттестат на получение пенсии. Наши шансы на отъезд сильно понизились за последние дни, и я не берусь наметить дату возможной встречи с ребятами. В отношении помощи Р<озе> Н<аумовне> и ребятам, очень рассчитываю на тебя – по мере возможности, конечно. Лида чувствует себя хорошо и держится тоже хорошо. Она много работает по хозяйству и много времени проводит в своем санитарном звене в доме. Получение продуктов сейчас тоже требует очень много времени, и ей приходится много времени проводить в очередях.
Фрида Ароновна часто пишет ей, у них завязалась переписка, так как сношения в городе несколько затруднены отсутствием телефонов. У Ф<риды> А<роновны>, кажется, все более или менее в порядке, если не считать нескольких выбитых стекол в их квартире, но это зло не так уж важно. У Нины сохранился телефон и с ней мы часто сносимся. Нина немного похудела, но в остальном у них тоже все в порядке.
Вот, Гогоша, что можно написать о нас. Надеюсь рано или поздно встретиться со всеми вами.
Крепко жму руку. Твой Мара
Пишу с завода, поэтому Лида не приписывает.
Дорогая моя Натусенька! Вчера я получил открытку от Розы Наумовны и сразу же ей написал, а сегодня пришло письмо от тебя от 18/X. Очень оно меня обрадовало. С большим интересом читал я о твоей школе и твоих учителях. Кто бы подумал, что тебе придется обучаться в школе так далеко от Ленинграда и в таких странных условиях. Все-таки одно хорошо, что учение твое не прервалось окончательно. В любых условиях важно тебе не порывать со школой. Тем более что я все же надеюсь на ваше возвращение
Как раз в этот день (15 ноября 1941) произошло еще одно – пятое – снижение норм выдачи хлеба по карточкам. «На рабочую карточку теперь будет выдаваться 250, а на все остальные – по 125 граммов хлеба в сутки». Аграфенин А.А. 12 путешествий по Ленинградской области: Путеводитель. – СПб.: БХВ-Петербург, 2016.
О государственных дотациях Литфонду можно прочесть в статье М.Р. Зезиной «Режим привилегий для научной и художественной интеллигенции» http://aleksandr-kommari.narod.ru/zezina.htm и о ленинградском отделении Литфонда в статье Эдуарда Шнейдермана «Элитфонд», однако, вопрос о дотациях на лагерь для эвакуированных детей (откуда спускались дотации и в каком размере) остается для меня не ясным.
Он был очень близким другом М.И. Гринберга. В семье помнилась следующая история:
Когда Марка Иосифовича арестовали и посадили в Большой дом, он стал перестукиваться по азбуке Морзе с неизвестным ему соседом по камере, а этот неизвестный оказался его близким другом Яшей Гохбомом.
Дочка Катюши Френк пишет мне: «Помню дядю Яшу Гохбома и его жену Ольгу, они часто приходили к нам, и один раз подарили мне игру «блошки» – маленькие кругляшки, которые подскакивали и надо было их направить, чтобы они заскакивали в пластмассовую коробочку; а в другой раз – фигурку «курильщик», которой вставлялись в рот маленькие палочки, конец их зажигался, и «курильщик» выпускал фигурные дымовые кольца».
При этом официальных биографических данных о Я. Гохбоме никто из нас привести не может.
На Интернете имеется такое упоминание: «… я попал в железнодорожный институт имени академика Образцова! В этот год евреев сливали в это не очень модное высшее учебное заведение. Поэтому половина нашей группы оказались евреи. Геодезия и сопромат – главные предметы первых двух лет учёбы! Декан кафедры геодезии был умнейший и добрейший профессор Яков Наумович Гохбом. Его лекции приходили слушать студенты всего города. Это был влюблённый в своё дело великолепный специалист. С огромным чувством юмора. Но тем, кто не хотел понимать величие этой дисциплины – спуску не давал. Главной темой его рассказов была история с отцом русского воздухоплавания Николаем Евграфовичем Жуковским, который с треском вылетел из института, тогда корпус путейских инженеров имени его императорского величества Николая Второго, не сдав экзамена по геодезии. А мы, успешно прошедшие этот ад, гордились, что умнее самого Жуковского". (http://wap.israelplus.borda.ru/?1-1-40-00000019-000-10001-0). Видимо, это ошибка памяти автора: кафедру геодезии возглавлял не Гохбом, а Яков Моисевич Баскин. Брат Яши, Евгений Наумович Гохбом, работал на кафедре грузовой и коммерческой работы и механизации погрузо-разгрузочных работ и в 1944 г. какое-то время возглавлял административно-хозяйственную часть института. http://library.pgups.ru/jirbis2/images/nikto_ne_zabyt.pda.