Бриг «Ужас» и другие рассказы. Александр Беляев
и случилось! – воскликнул Самойлов. – Через десять дней в 25-градусный мороз из земли поползла трава. Ее бил и сушил мороз, но зеленые части растений неудержимо тянулись кверху. Тогда мы покрыли наши гряды рогожами, и этого было достаточно для того, чтобы рожь заколосилась, горошек быстро отцвел и дал стручки…
Самойлов вздохнул и умолк.
– Что же дальше? – спросил Сванборг.
– Особенно много занимался открытием Туманова его ассистент Силин. Как раз во время этих работ он сделал предложение Нине, дочери Тумановых. Она сначала согласилась, но потом отказала Силину, и он, считая меня виновником своей неудачи, заразил меня пласмодием. Сделал он это тогда, когда я спал и не мог сразу принять меры к борьбе. Он скрылся потом, захватив с собою несколько трубок с пласмодием, и с той поры мы Якова Силина не видали.
– Что было с вами? – спросил слышавший рассказ профессора командир.
– Я хворал три года и два раза за это время был на краю гибели, – ответил Самойлов. – Меня спасла поездка в Египет, где я целое лето лежал под знойным солнцем Африки.
Однако голос молодого профессора звучал грустно, а норвежец, тихо прикоснувшись к его руке, спросил:
– Извините за любопытство! Вы женаты?
Самойлов быстро отошел от перил и несколько раз прошелся по палубе.
– Нет, господин Сванборг! Я не женат.
На этом разговор их прекратился. Норвежский ученый не решался задать еще один вопрос, а Самойлов угрюмо смотрел на небо и следил за черной тучей с белыми разорванными краями, ползущей по небу. Оба чувствовали себя неловко. Из этого затруднения вывел их резкий порыв ветра, заставивший вздрогнуть весь корпус судна.
– О, какой свежий ветер! – воскликнул Сванборг. – Полярные воды долго не остаются спокойными…
Новый порыв заглушил его слова, а вслед за этим раздались сверху пронзительный свисток и громкий голос одного из боцманов:
– Крепить снасти! Подтянуть тали у шлюпок!
На палубе послышались топот ног, новые свистки и глухой гудок парохода. Ветер был с кормы. Море уже почернело, и на верхушках поднявшихся волн зловещими пятнами забелели пенистые гребни. Они догоняли судно и, ударяясь о корму, словно зубами впивались в его черную железную обшивку. Пароход вздрагивал и с жалобным скрипом резкими прыжками подвигался вперед, то взбираясь на самые вершины волн, то стремительно скатываясь вниз.
Все попрятались в нижние помещения; по палубе гуляли волны, перекатываясь с кормы до самого носа. На капитанском мостике стоял в непромокаемом плаще командир, всегда шумный и возбужденный, и, смотря в бинокль, говорил находившемуся тут же Туманову:
– Слева от нас должен быть огонь! Там – Колгуев и деревня Иоланга, где находится старый, еще не упраздненный маяк. Но я не вижу огня… Что это значит?
Он приказал дежурному матросу позвать норвежских боцманов. Они подтвердили, что в Иоланге всегда горит огонь, и что теперь они его тоже не видят. Надвигая