Золотой дурман. Книга первая. Юрий Копытин
хочет сказать что-то важное.
– Ну, в общем, так вот получается… – решительным тоном начал тот. – В аккурат вчерась взял я своих борзых по полям дичь погонять… Выскочил, значит, заяц и на побег – я за ним, а он бежит в сторону усадьбы Воронцовых, да и сиганул туда. Осадил я своих собак – куда в чужую вотчину лезть? Да только смотрю – на лужайке подле дома всё семейство Воронцовых собралось и гости с ними. Пригляделся я – кавалер какой-то около Лизы всё время крутится: то за ручку её возьмёт, то бокал с напитками протянет, а сам всё вокруг её увивается. С виду – чисто увалень. Интерес тут меня взял: что же это такое? Решил на хитрость пойти: пустил я собак вперёд, а сам за ними вдогонку и кричу: «Премного извиняюсь, господа, за зайцем погнался, а он к вам – и собаки за ним. Ну что с безмозглой животины возьмёшь? Извините уж, что вашему отдыху помехой получился». А дворецкому намекаю: помоги, мол, собак из усадьбы выгнать, чтобы господскому отдыху не мешать. Ну, а когда наедине-то с ним очутился, тут и расспросил обо всём… Так вот что я у него выпытал: гости эти аж с самой Москвы прибыли. Дворянин, знакомец Григория Воронцова по службе, со своим семейством приехали сына за Лизу сватать. А уж как Воронцовы их приветили!.. Здесь, без сомнения, шибко эти московские им по душе пришлись…
– Особливо Алевтине Николаевне; всем известно, что она для Лизы богатого жениха ищет, – вставил свои домыслы Герасим.
Мирон, помрачневший от сказанного, какое-то время сидел молча.
– Ну, что ж!.. – тяжело вздохнул он. – Видать, не судьба… Теперь мне понятно, почему Лиза так долго молчала. Извините, друзья, я бы сейчас хотел побыть один, давайте соберёмся денька через два-три.
– Ты, Мирон, шибко не переживай, всякое в жизни случается, – постарался успокоить друга Викентий.
– Время всё на свои места расставит, – добавил Андрей.
И друзья, не желая более досаждать Мирону, отправились по домам…
Серым утром для Мирона явилось начало следующего дня. Хотя на дворе ярко светило солнце – всё вдруг поблекло, словно тяжёлые, хмурые тучи растворились в ярких красках лета. Какая-то непонятная тоска грызла его душу, каким унылым и печальным представилось ему оставшееся время отпуска.
Мирон лежал в постели. Не желая вставать, он с тоской размышлял о своём будущем. «Нет! Уезжать надо, – сказал он самому себе. – Завтра же в Санкт-Петербург. Получу назначение и – к месту службы».
– Сударь, не соизволите встать, завтрак уже на столе, – осторожно постучал в дверь комнаты управляющий. – Софья Михайловна в беспокойстве: уж не захворали вы часом? На прогулку сегодня не выехали и в постели остаётесь более обычного, – немного приоткрыв дверь, учтиво осведомился он.
– Никифор, скажи матушке, что я здоров. Пусть не беспокоится – я сейчас буду к столу.
Выпив стакан чая и не притронувшись к закускам, Мирон вежливо откланялся, изъявив желание прогуляться по окрестностям.
– Сударь, не больны ли вы? Вы даже не соизволили чего-нибудь покушать, – с тревогой