Хлорофилия. Живая земля. Андрей Рубанов
графикой и каждая страница – с отдельным запахом… Но про всю эту ерунду – потом. В данный момент меня волнует содержание. Сейчас каждый из вас встанет и выскажет гениальную идею. Другие не принимаются. Только гениальные. Начнем с дам-с. Валентина, прошу.
Валентина переглянулась с остальными и тихо произнесла:
– Пусть скажет Варя.
– Да, лучше я. – Варвара встала и прижала руки к груди. – Идея есть. Одна на всех. Мы вместе думали несколько дней. Идея такова. Михаил Евграфович! Весь юбилейный номер будет посвящен вам.
Коллектив энергично зааплодировал, причем громче всех хлопали Пружинов и новичок. Но Пушков-Рыльцев, сначала изумленно вскинувший мохнатые брови, одним мановением ладони установил тишину.
– Мне? – с отвращением переспросил он. – Что за бред? То есть я вас понимаю, ребятки, спасибо и так далее, но это невозможно. Варя, сядь. Следующий!
– Это не я придумала, – проигнорировав распоряжение, звенящим голосом произнесла Варвара. – Это общее решение. Каждый из нас напишет про вас текст. Далее – фоторепортаж о вашем кабинете, о вашей квартире…
– Общее решение? – перебил старик. – Вы все заодно, значит?
Коллектив расцвел улыбками. Старик выкатился из-за стола, подрулил к стене и резко развернул кресло. Сделался хмур.
– В задницу общее решение. Этого не будет.
– Но почему? – воскликнула Варвара.
– Потому что, дети мои, журналюга не может писать о самом себе. Это неэтично. Я не могу допустить, чтобы мой собственный журнал публиковал обо мне статьи.
Пружинов поправил шикарный галстук.
– Мы решили, что сейчас – особый случай.
– В задницу такой случай.
Варвара села, шумно двинув стул.
– Мы настаиваем, – решительно заявила Валентина и посмотрела на Филиппка.
Тот энергично кивнул.
«Тебя пока никто не спрашивает», – раздраженно подумал Савелий.
Тем временем старик грустно вздохнул и произнес:
– Значит, бунт на корабле? Послушайте меня, мальчики и девочки. Для широкой публики я уже давно не существую. Каждый из вас мог заметить, что я подписываю псевдонимом даже колонку редактора. Знаете, что будет, если выйдет номер, целиком посвященный мне, грешному?
Над столом воцарилось молчание. Савелий понял, что у каждого есть свой вариант ответа и каждый решил оставить его при себе.
– Будет вот что, – желчно продолжил Пушков-Рыльцев. – Люди удивятся и скажут: «Надо же! Оказывается, этот старый пердун еще жив!»
Юный стажер, не привыкший, разумеется, к манерам шефа, не выдержал и рассмеялся.
– Правильно, Филиппок! – воскликнул старик. – Это смешно! Я стар, я инвалид, я пукаю мхом и никому не интересен. Мне не нужна слава и портрет на обложке. Поэтому вашу общую идею я отметаю как неконструктивную. Материал о столетнем маразматике не укрепит наши позиции на рынке качественной прессы. Давайте что-то другое.
Сотрудники