Стать дельфином. Арьен Новак
легкие, но и каждую клеточку ее тела. «Ты прямо как жеребенок!», – воскликнула, счастливо смеясь, ее мать.
То лето осталось в памяти Майи особым периодом, когда она приобщилась к Степи и в калейдоскопе своих душевных порывов обрела нечто главное.
Как и ее мать когда-то, Майя просилась спать на улице под большим пологом, вскакивала рано утром, чтобы успеть посмотреть на процесс дойки коровы и насладиться привилегией первого глотка парного молока; с удивлением наблюдала как женщины по-старинке сбивали в огромных деревянных ступах сметану или кобылье молоко; перегнувшись через стенку гигантского «калебаса», пристально наблюдала за хлопьями жира, флотировавшими по поверхности волшебного напитка из лошадиного молока – кумыса; радостно помогала лепить курт из творога – на его готовых кусочках, предназначенных для последующей сушки под солнцем оставались следы Майиных пальчиков, и это приводило ее в полный восторг; затаив дыхание, наблюдала она за процессом вылупления утят из коричневатых яиц в дальнем темном углу сарая; торжественно и гордо от доверенной ответственности держала в руках клубок овечьей шерсти, из которого как по мановению волшебной палочки вытягивалась пушистая нить, которую проворно и быстро скручивали пальцы одной из многочисленных аульных родственниц…
Невозможно перечислить все, что в то лето заново открывала для себя Майя, начиная от тончайших оттенков аромата степных трав и цветов, самого невообразимого разнообразия ощущений от прикосновений к шерсти овцы или выпукло-упругой поверхности офритюренного горячего баурсака, до не охватываемой одним взглядом панорамы Ночного Неба, в котором мириады бриллиантовых брызг подмигивали, нависали над головой Майи, проносились в мгновение ока ярким росчерком над горизонтом, испуская невидимые взору волны, пробивавшиеся сквозь бездонность Космоса и достигавшие глаз и кожи Майи в считанные доли миллионов световых лет. Опрокинутая чаша Вселенной накрывала Майю и баюкала в своих объятиях. А утром девочка пробуждалась от первых криков петуха в сарае и громкого мычанья коров, жаждущих освободиться от своего молочного груза.
Особенно не задумываясь над тем, счастлива ли она в тот момент (детям вообще мало свойственно озадачивать себя такими вопросами, не правда ли?), Майя просто от всей души наслаждалась каждым мгновением этого удивительного времени. Но она с абсолютной точностью определила тот миг, в который ее постигло состояние Великого Счастья.
Это случилось в тот день, когда ее взяли на пастбище. Один из дальних родственников предложил ей посмотреть на лошадей – и конечно, Майя с радостью согласилась. Ей не часто приходилось видеть их в городе. Цирк она не любила никогда – все в нем казалось слишком неестественным. В детстве ее пугали маски клоунов, рыки львов и тигров, не желающих запрыгивать на тумбы. Ей казалось жалкой нелепостью ковыляние на задних лапах собачек и кошечек с бантами на голове или вокруг шеи. Но больше всего ей почему-то было очень жаль слонов – слишком