Елизавета и Фридрих Великий. Леопольд фон Захер-Мазох
вы как раз и явились, вы гораздо нужнее, там ваше мастерство сумеют оценить лучше, чем здесь, где я отныне запрещаю вам его демонстрировать, – холодно проговорил Разумовский.
– Я не подчиняюсь ничьим приказам, кроме приказов самой царицы, – сквозь стиснутые от ярости зубы прошипел Лесток.
– Вы немедленно покинете это помещение, – настойчиво предложил супруг государыни.
– Нет, я этого не сделаю, – закричал Лесток.
– Ну, это мы еще посмотрим, – проговорил Разумовский, позвал караульного офицера и приказал ему вывести Лестока.
– Я только покоряюсь насилию, – бормотал лейб-медик, гневно вращая маленькими глазками, – но если императрица умрет, то ответственным за это я объявлю вас.
– Если императрица умрет, – в сердцах воскликнул Разумовский, мрачно нахмурив брови, – то ее убийцей будете вы, господин Лесток, и мы потребуем с вас за это отчета, уж можете быть в этом уверены.
Бледный от бешенства, трясясь всем телом, француз удалился. Вскоре после этого явились два других врача, которых Разумовский пригласил к ложу высокопоставленной женщины, и пустили в ход все свое искусство, чтобы вернуть ее к жизни.
– Она получила яд? – вполголоса спросил Разумовский.
– Нет, – ответил один из врачей, – но лекарства, которые были применены, отчасти неверно подобраны, отчасти недостаточны, в целом же это устаревшие знахарские приемы.
– Существует ли надежда, что она будет жить? – снова спросил Разумовский.
– Я ручаюсь, что она не умрет, – ответил второй врач.
Разумовский облегченно вздохнул. И в самом деле в течение следующей четверти часа Елизавета полностью пришла в себя. Она по-прежнему оставалась еще слишком слабой и ей трудно было говорить, однако она уже различала все предметы и людей, окружавших ее, и когда, отбросив в сторону всякий этикет, Разумовский с переполняющей сердце радостью ласково склонился над ней, она улыбнулась ему.
Вскоре она погрузилась в спокойный глубокий сон, и когда проснулась наутро, врачи объявили, что угроза миновала.
Графиня Шувалова, состоявшая на денежном содержании Франции, поспешила сообщить императрице о случае, произошедшем с Лестоком, в таких красках, которые должны были представить Разумовского в самом невыгодном свете. Между тем Елизавета спокойно выслушала свою фаворитку и потом с улыбкой сказала:
– Если Разумовский что-нибудь делает, то это наверняка правильно и полезно, он самый преданный человек, какого я знаю. Лесток же общается и дружит с моими врагами и бог его знает, что у него на уме, я считаю его способным на всякую пакость. Может быть, он собирался дать мне яд.
Тщетно старалась графиня расположить свою царственную подругу в пользу лейб-медика, он был и остался в немилости. Когда же, напротив, в спальные покои вошел Разумовский, она уже издалека протянула ему навстречу руки, которые он, опустившись перед ее постелью на колени, покрыл поцелуями.
– Я подверглась серьезной опасности,