Ландрю / Landru. Дон Нигро

      ЛАНДРЮ. Кто-то идет по улице, сказал Ландрю, продолжая заводить старые фламандские часы. Для всех я продаю подержанную мебель. А чем занимаюсь еще, не касается никого, кроме меня. Я – вместилище странностей и загадок, полосатый и крапчатый, ребячливый и легкомысленный, посланец космической тьмы. Я был одержим часами, в свое время, сказал он. И карусельными лошадками. Началось это в далекий, полузабытый день, когда мать взяла меня с собой, совсем маленького ребенка, в парк развлечений. Вращение карусели и гремящая музыка привели к тому, что голова у меня пошла кругом, я заглянул в дикие, маниакальные глаза карусельных лошадей, и на мгновение подумал, что видит… (Музыка обрывается. Он прислушивается). Это было еще одно предложение, которое, к сожалению, Ландрю не удалось закончить, потому что на полуслове он увидел свое отражение в зеркале, и его шокировали усы, ибо возникло ощущение, что они сейчас поползут по лицу, как огромный, отвратительный паук. Прошу меня извинить за то, что я так жестко себя отчитываю. (Отчитывает себя в зеркале). Сколько раз я должен тебе это говорить? Никогда не начинай с монолога. (Спорит с собой, умоляющим голосом). Я ничего не могу поделать. Я уже начал. (Грубо отвечает себе). Идиот. Теперь тебе придется начинать все сначала. (Оправдывается). Но здесь только я. Как я могу начинать не с монолога, если кроме меня тут никого нет? (Грубо). Я здесь есть. (Ответ на реплику). Нет здесь тебя. Заткнись. Оставь меня в покое. (Продолжает повествование). Прошу извинить. Начну опять, продолжая с того места, где отвлекся на пустое. Ландрю не мог не заметить, что стал сам не свой после тяжелого возвращения с Суматры, по ходу которого сбежали все его обезьяны. Но кем он был на самом деле, никто сказать не мог. Какое-то время он чувствовал в себе, как минимум, две личности: одна жила его жизнью, а вторая наблюдала и рассказывала. Одна была владельцем комиссионного мебельного магазина в Париже. Вторая – неописуемым монстром. Иногда он подолгу говорил сам с собой в сумерках. Как лучше всего убить женщину, спрашивал он себя. Как надежнее всего избавиться от тела? Есть ли в кладовой пастуший пирог? К сожалению, да. И у Ландрю усиливались подозрения, что ночами в кладовой пастуший пирог растет в размерах, так что съесть его полностью не удастся. А потом зловеще, а может, милосердно, звякнул маленький колокольчик над дверью, положив конец ненужному и на удивление скучному вступительному монологу. (Звякает колокольчик над дверью). Внимание. Кто-то вошел в магазин. Красавица вошла в магазин. Слава Богу, с объяснениями покончено. Теперь, при удаче, будет развитие событий. Может, даже удастся насладиться ухоженной женской наготой. А может, я удостоюсь чести сидеть рядом с ней на диване и сосать ее пальчики. Разве не написал Исаак Слепой, каббалист Прованса, что глубинные, самые тонкие сущности могут осмысляться только сосанием? Ситуация улучшается, сказал себя Ландрю, в мужественной попытке игнорировать отчаяние, поднимающееся по пищеводу верблюжьей отрыжкой.

      ОДЕТТА (выходит в свет). Доброе утро, мсье.

      ЛАНДРЮ. Добрый вечер, мадам. Что привело вас сюда в этот прекрасный весенний день ноября?

      ОДЕТТА. Я как раз прогуливала собаку мимо вашего магазина, когда вдруг осознала, к моему великому сожалению, что на самом деле собаки у меня нет. Но заглянув в ваше обсиженное мухами окно, я увидела мужчину с мрачными такими усами, заводящего часы из позолоченной бронзы, и подумала: «Элеонора, что за отвратительный тип. И часы тоже отвратительные». Что особенно удивительно, потому что зовут меня Одетта. Почему меня вдруг неудержимо потянуло к этому гротескному устройству для определения времени, словно я украла его у своей квартирной хозяйки в прошлой жизни? Я с нетерпением дожидалась, пока вы закончите этот ненужный и на удивление скучный вступительный монолог, а потом вошла.

      ЛАНДРЮ. Я знал, что вы войдете, когда услышал звяканье колокольчика над входной дверью. Он звякнул бы, если б вы уходили, но с чего вам уходить, если вы еще не вошли? В любом случае, добро пожаловать в мою лавку древностей. В этих стенах тысячи историй, потому что за каждой вещью, сданной в комиссионный магазин, стоит история.

      ОДЕТТА. Правда? И какая история за этими часами?

      ЛАНДРЮ. Понятия не имею. Желаете, чтобы я ее выдумал?

      ОДЕТТА. Но как мне узнать, что она выдуманная?

      ЛАНДРЮ. Когда я лгу, мой пенис наливается кровью.

      ОДЕТТА. Я внимательно вас слушаю.

      ЛАНДРЮ. Когда-то давно…

      ОДЕТТА. Этого достаточно.

      ЛАНДРЮ. Слава Богу. Я понятия