Привет privet, народ narod! Собрание маленьких сочинений. Татьяна Москвина
они расходятся. Поскольку Неподкупный не сочиняет романов, а создаёт солидные исследования страниц по семьсот – на такие вещи всегда есть устойчивый отряд любителей. Тем более наш Неподкупный – борец, активно сражается за исторический облик города и за неприкосновенность культурных ценностей. Чуть не каждую неделю по этому вопросу пишет заявления в прокуратуру и доводит своих неприятелей до острого психоза. А как с ним справиться? Никак. Его ничем не купишь – ему достаточно. Живёт он один, и через семью его не зацепишь – «одинокий путник идёт дальше других», как сказано в «Бэмби».
Но дело обстоит ещё фантастичней. На днях за общим столом один человек стал увлечённо рассказывать о том, как он путешествовал за границей и осматривал достопримечательности. И я заметила густую тень скуки на лице Неподкупного. Внезапная догадка осенила меня! «Скажи, – спросила я осторожно, – а ты ведь, наверное, вообще за границей не был?» – «Нет, – отвечал он. – Зачем? Да я и в Москве последний раз был в 1994 году… Я сейчас пишу комментарии к роману писателя К. Будет шестьдесят листов!» (это более тысячи страниц)… Вот не скажу, что с радостным аппетитом читаю книги Неподкупного. Их не назовёшь лёгким и приятным чтением – они так же специфичны, как и их автор, которого не назовёшь лёгким и приятным собеседником. Это, конечно, личность суровая и оригинальности болезненной. Но уважение моё к Неподкупному неизменно. Я им даже восхищаюсь. Побольше бы таких людей – которым достаточно. Они заняты не погоней за призраком денег, а своим делом. И главное, такие люди есть. И наш Неподкупный, в тяжёлых очках и с большим портфелем, каждую неделю уверенными шагами идёт в прокуратуру – бороться.
А если бы такой человек работал в прокуратуре?!
Хорошо бы хором
Недавно в минуту светлого настроения запела: «Тёплый сумрак ночной всех зовёт на покой…» И задумалась: откуда я это знаю? А, мне двенадцать лет, я выступаю в составе школьного хора на смотре, пою «Колыбельную» Брамса вторым голосом, стараюсь. О как въелось – весь репертуар помню до сих пор! Абсолютного слуха у меня нет, однако же воспринятого в детстве хватило, чтоб я стала внимательным слушателем. И ноты не представляются мне скоплением мелких вредных насекомых. И откровенного музыкального безобразия мне не впаришь. Кроме того, когда я попала в хор, то стала куда меньше болеть.
Всем известно, что петь полезно для здоровья – и физического, и душевного. В моём баснословном советском детстве об этом не толковали, просто пение входило в обязательную программу обучения без разъяснения, зачем это нужно. С первого по пятый класс – изволь сидеть на уроках, изучать нотную грамоту, слушать о жизни композиторов и петь в классном хоре. Если у ребёнка вдруг обнаруживался слух и голос, ему предлагали ходить на занятия общешкольного хора. Школьные хоры выступали на смотрах, словом, была заведена целая система воспитания из человека мычащего – человека поющего. Но на днях я выяснила, что уроков пения и музыкальной грамоты в обязательном школьном