Москва против Мордора. Алексей Поликовский
крыша мобильного корпункта. Я подошел и заглянул на фанерку. Она была черная, и сверху на ней было написано: «Нам нужны честные выборы!»
Сотни и тысячи самодельных плакатов и рукописных лозунгов покачивались над морем голов, уходящим вдаль. Мысль о том, что все эти люди делали плакаты и выдумывали лозунги по указке вождей или по телеграмме Хиллари Клинтон, могла прийти в голову только очень оторванному от жизни человеку. «Спасибо, что ты пришел! Теперь я не один!» «Пацаны! Пора подвинуться!» (под распечатанным на цветном принтере фото Путина и Медведева). «Оппозиция! Нужен единый кандидат!» (под картинкой малыша, которого держит за две ручки мама). «Чуров! Это тебе не Хогвартс!» (c фотографией Чурова и картинкой замка, где учился Гарри Поттер). «Сегодня сто тысяч, завтра миллион!»
Все это было свободное политическое творчество городского люда, оснащенного отличными хайтековскими штучками, живущего в реале и в виртуале и очень хорошо понимающего, что такое ложь и что есть свобода.
Рядом со мной очень приличный господин в длинном черном пальто просил свою жену еще посидеть в «Гурмэ», пока он побудет тут, на митинге.
Я странствовал по всей протяженной Болотной площади через тесные ряды людей, легко присоединялся к разговорам и везде ощущал одно и тоже: презрение к тем, кто мухлевал на выборах, и веселую уверенность в свободе и победе. Эти люди знали, что их много, и знали, чего хотят. Это не были суровые радикалы, знающие, что они обреченное меньшинство, это была плоть великого города, его живая вода, которая проснулась в декабре 2011 года и пошла в наступление. Подмосковные города сигнализировали о своем присутствии табличками: «Красногорск против фальсификаций», «Истра против фальсификаций». Девушки с плакатами, на которых стояло, что они были свидетельницами мухлежа, без сомнений позировали моей старенькой немудреной камерке. В них не было и тени страха, они не боялись позировать с плакатами и открытыми лицами. Красивых девушек на митинге было много. Но их вообще в Москве всегда много. И это присутствие красивых девушек, их смех, и распущенные волосы, и румяные щеки, и громкие голоса не давали политическому митингу стать постным событием страдания и борьбы, а превращали его в праздник жизни.
Тут вдруг в густой толпе открылась полянка, и мне под ноги по грязной траве выкатился белый шарик с нарисованными на нем черными глазками и длинным ртом. Шарик сам собой катался по зимней траве и смеялся. И люди вокруг тоже смеялись и говорили, кивая на шарик: «Медвепут!»
Все это я уже когда-то видел. Я уже видел когда-то, в конце восьмидесятых и в начале девяностых, вот таких счастливых людей, которые на глазах обретали свободу. Я видел тогда митинги, на которые приходил миллион человек, и я испытывал чувство абсолютного счастья от того, что мы вместе и свобода теперь наша. Но с тех пор я уже давно не хожу ни на какие митинги, потому что знаю, как легко обманывают этот