Чистка. Эдуард Даувальтер
Слепков почему должен врать? Веди это никакого облегчения им не дает.
Бухарин. Я не знаю.
Сталин. Никакого.
Бухарин. После того, как Астров показывал, вы же сами говорили, что его можно выпустить.
Сталин. Его же жуликом нельзя назвать?
Бухарин. Не знаю. (Смех.) Вы поймите, пожалуйста, сейчас психологию людей. Вы объявляете сейчас меня уже террористом, вредителем вместе с Радеком и все прочее…
Сталин. Нет, нет, нет. Я извиняюсь, но можно ли восстановить факты? На очной ставке в помещении Оргбюро, где вы присутствовали, были мы – члены Политбюро, Астров был там и другие из арестованных: там Пятаков был, Радек, Сосновский, Куликов и т. д. Причем, когда к каждому из арестованных я или кто-нибудь обращался: «По-честному скажите, добровольно вы даете показания или на вас надавили?» Радек даже расплакался по поводу этого вопроса – «как надавили? Добровольно, совершенно добровольно». Астров на всех нас произвел впечатление человека честного, ну, мы его пожалели: Астров честный человек, который не хочет врать. Он возмущался, он обращался к тебе несколько раз: «ты нас организовал, ты нас враждебно наставлял против партии и ты теперь хочешь увиливать от ответа. Как тебе не стыдно?»
Бухарин. К кому он обращался?
Сталин. К тебе.»
Этот диалог продолжался еще некоторое время им после Бухарин на эмоциях сказал, что он не предатель и никогда им не будет, но Сталин ответил:
«Ты должен войти в наше положение. Троцкий со своими учениками Зиновьевым и Каменевым когда-то работали с Лениным, а теперь эти люди договорились до соглашения с Гитлером. Можно ли после этого называть чудовищными какие-либо вещи? Нельзя. После всего того, что произошло с этими господами, бывшими товарищами, которые договорились до соглашения с Гитлером, до распродажи СССР, ничего удивительного нет в человеческой жизни. Все надо доказать, а не отписываться восклицательными и вопросительными знаками.»
На этом вечернее заседание окончилось.
Так ведут себя враги
Вечером 24 февраля пленум продолжился выступлением Алексея Рыкова, он с ходу решил дистанцироваться от Бухарина, образно пиная своего давнейшего союзника. Он счел голодовку Бухарина антисоветским актом, его угрозы убить себя притворством. Тут он был честен, Бухарин совсем не был похож на потенциального самоубийцу, он любил себя, очень сильно и цеплялся за свободу и жизнь до последнего. Далее Рыков не стал обвинять всех, кто давал против него показания во лжи, он называл многие их свидетельства ошибками и путаницей, он признал часть показаний достоверными, но лишь часть. Ему задавали вопросы, зачем кому то его оговаривать, как и Бухарин он не смог дать четкого ответа на данный вопрос. Рассказывал он о своих подельниках, всячески приуменьшая свою роль в предательском процессе. Он много говорил, что «не помнит», что конкретно было. Постепенно все стало опять доходить до абсурда, он начал делать вид, что не понимает серьезности обвинений. Кроме того он признал, что читал рютинскую платформу на даче Томского в Болшево, но якобы гневно осудил