.

      Он наводит оружие на виновного и, не мешкая, жмёт на спусковой крючок. Наблюдаю, как вмиг потяжелевшее тело валится к ногам.

      – Гелиос! – взрывается женский голос от дома. – Какого дьявола вы здесь… – видит меня и замирает. – В самом деле, какого дьявола?!

      Оборачивается к брату и завершает:

      – Мы договаривалась: работа – вне стен резиденции. И «вне стен» – не значит, за стенами дома, а значит подальше от особняка и вообще этого места. Ты неисправим!

      – Иди домой, Джуна, – ругается в ответ стреляющий и, щёлкнув предохранителем, прячет оружие за пояс брюк.

      Женщина – свирепея за секунды – вырывает пистолет и бросает его в мою сторону.

      – Дома дети! – кричит Джуна. И тише: – А вы что себе позволяете? Пришёл он, – пинает несчастного, – своими ногами, а уносить потребно на твоих плечах. Рациональность, Гелиос, где?

      – Иди домой, – повторяет спокойный голос и, взяв сестру за плечи, разворачивает. – Ступай.

      Джуна – ругаясь – уходит.

      – Ты уверен, что он был виноват? – спрашиваю я.

      Бог Солнца смеётся себе под нос и с рук стаскивает перчатки.

      – Я уверен, а вот ты просто это знал, – говорит Гелиос.

      В следующий раз свидетелем его настойчивости, уверенности и хладности я стал в Монастыре. Совершенно случайно (как бы не так), и дело для разбирательства было мало терзающим. В кабинет ввалилась послушница и, слезами шагая по ковру, бросилась к духовному Отцу с жалобами на водителя конвоя.

      – Что он сделал? – спросил гостивший у Яна Бог Солнца.

      Девочка потупила взор и махнула головой. Говорить об этом ей не хотелось.

      – Позови его, – велел Гелиос, на что Хозяин Монастыря бросил придирчивый взгляд.

      – Есть ли необходимость? – аккуратно уточнил он.

      Не присутствуй здесь я, непременно бы разразился свойственный этим двоим скандал. Бог Солнца ответил на старом наречии, что некто минутой ранее посягнул на монастырский кошелек, ибо каждая дева этого места – чистая монета. Ян вздохнул и, выпроводив обиженную девочку, хотел позвать распускающего руки водителя. Гелиос предложил решить этот вопрос у собранного подле монастырских врат конвоя. Сам Бог Солнца был негласным хозяином этого места, но больше – частым клиентом, ещё больше – другом и наставником Яна. Молодой самопровозглашённый бог предпочитал дела решать вертляво, хитро, со стороны. Отличительно от вышагивающего нога в ногу приятеля.

      – Не терплю, когда ты вмешиваешься в здешний быт, – отбросил Хозяин Монастыря едва слышно, но я всё равно раскусил его зудящую интонацию.

      – Не терплю, когда женщин обижают, – говорит Бог Солнца. – Ты слышал: её обидели.

      Они подходят к дверям. Ян причитает:

      – Монастырские кошки получают за свои провинности каждый день, но что-то твой глас совести и справедливости дремлет в эти минуты.

      – То воспитание (хотя я, право, держусь иной позиции, но со своим мнением не рвусь – твоё дело, твои правила), а ситуация сейчас – домогательство и скол репутации.