Красивые вещи. Джанелль Браун
мне хотелось, чтобы Бенни написал мне, дал знать, что я все еще ему небезразлична. Так миновало несколько месяцев, пока я не нашла в почтовом ящике открытку с фотоснимком эллинга и пирса «Чэмберс». На обратной стороне было всего три слова, написанных неровным, детским почерком: «ПОЖАЛУЙСТА, НЕ НАДО».
Значит, моя мама была права? Значит, мои отношения с Бенни были всего лишь сделкой, неудачной попыткой борьбы за власть между двумя глобально неравными людьми? Неужели я просто жаждала той жизни, которой жил Бенни, и мне хотелось откусить от нее кусочек? А он… неужели он хотел просто добиться власти над другим человеком и жить по примеру своих предков? Может быть, пережитое нами вовсе не было любовью, а это был только секс, одиночество и обладание?
Будь история другой, я бы сберегла мой портрет, нарисованный Бенни, тот, где я выглядела героиней манги. Сберегла бы и с нежностью доставала его в моменты сомнений в себе. Этот рисунок служил бы для меня доказательством, что я все-таки что-то собой представляю. Но в реальности вышло иначе: я нашла ту картинку в камине нашего дома в Тахо перед нашим отъездом из города. Я стояла и смотрела, как края рисунка обугливаются и сворачиваются, как языки пламени лижут мои уверенные в победе глаза и руку, сжимающую меч. И наконец от рисунка Бенни остался только пепел.
В другой истории, где мой прототип был бы добрее и мягче, я бы стала разыскивать Бенни сколько-то лет спустя, и мы бы встретились и стали ближе… и, может быть, воскресили бы нашу дружбу, приведшую к тому, что потом разлучило нас. Но это другая история. Да, я наблюдала за жизнью Либлингов издалека. Я знала, что Джудит Либлинг утонула при столкновении лодок на озере Тахо, вскоре после того как я получила от Бенни ту ужасную открытку. Я заметила, как Ванесса Либлинг стала звездой Инстаграма. Я узнала о смерти Уильяма Либлинга IV. Но я больше никогда не пыталась связаться с Бенни. С какой стати, если он ни разу не написал мне и не попытался объяснить, почему так легко отказался от меня? Я так долго злилась на него, что это стало важной частью моей жизни, болью, поселившейся у меня под ложечкой. Эта боль стала зародышем всей моей ненависти к миру.
И все же… Несколько лет спустя я случайно встретилась на улице в Нью-Йорке с Хилари, и она обмолвилась о том, что Бенни поставили диагноз «шизофрения» и что его отправили домой из Принстона, где он набросился на девушку, жившую с ним в общежитии на одном этаже, а потом бегал по коридору голый и кричал. Услышав об этом, я удивилась тому, что испытала не мстительную радость, а жалость. «Бедный Бенни», – думала я, слушая, как Хилари лопочет о том, что его определили в какую-то дорогущую психушку неподалеку от Мендосино, и что кто-то из школьных друзей навещал его там, и что он, можно сказать, теперь натуральный овощ, до безумия напичканный лекарствами.
А потом мучительная мысль: «Бедные мы».
Значит, может быть, у меня еще оставались чувства к нему?
А что касается остальных Либлингов, к ним у меня нет ничего, кроме ненависти.
Глава