Улыбка химеры. Татьяна Степанова
языком болтать. Головой соображать. На что тебе голова-то, как не на это? Ну, он вроде осознал. Вроде того… Говорит, что действительно в туалет заходил и Тетерина видел. Я ему: через твою глупость, через легкомыслие твое ты чуть в историю не попал. Думай, когда, что, где и кому говоришь!
– Ладно, оставь, – Салютов поморщился. – Что-то еще?
– А то, что я так же, как этот мент из угрозыска и как эта сука въедливая – следователь, хотел бы знать, кто это прихлопнул старика? И главное – за что? Причин-то вроде нет никаких.
Салютов смотрел в черное окно.
– Или же, – Китаев осторожно и внимательно заглянул в лицо шефа, – о допросе сегодняшнем в Генеральной прокуратуре они вас не спрашивали. Не в курсе еще, видно, но… Вы вот, Валерий Викторович, пренебрегли, не проинформировали меня насчет этой беседы…
– Хочешь знать, спрашивали меня в прокуратуре о Хванчкаре? – резко спросил Салютов. – Нет.
Китаев помолчал, словно переваривая информацию.
– А он-то может этого и не знать, – произнес он наконец медленно и раздумчиво. – Он-то как раз может думать и наоборот…
Салютов молча убрал кассету в карман.
– Час назад Марина звонила. Спрашивала: приедете вы сегодня домой ночевать или нет? – сказал Китаев чуть погодя.
Салютов смотрел в окно.
– А Эгле внизу, – Китаев проследил за его взглядом. – Я ей говорю – езжай домой, Равиль тебя отвезет. А она – нет, подожду. Вас ждет. Переживает.
Салютов кивнул. Он словно не мог оторваться от этой темноты за окном. Ночь перед Рождеством. Он только сейчас внезапно вспомнил, что сегодня та самая ночь, под тот самый праздник, о котором он почти ничего не знал ни в детстве, ни в юности.
Рождество в Лузановке не справляли. Пасха была, это факт. На Пасху на море начиналась путина. На Пасху церковь Святого Николы на Пересыпи была полна-полнехонька старух, стариков, вдов, потерявших мужей на войне, и просто людей, переживших оккупацию и военную разруху.
Чтобы молодежь из любопытства не ходила ночью в церковь, в клубе локомотивного депо – это Салютов помнил с самого раннего детства – всегда устраивали вечер самодеятельности. Привозили хорошее кино, а затем врубали на всю железку танцы до самого утра.
А на Рождество ничего такого не было. Рождества вообще не было в те годы. Все, что Салютов мог вспомнить из своего детства об этих первых январских днях, это лишь колкий пронизывающий ветер, дувший в лицо – с моря, а в спину – с гнилого Хаджибеевского лимана.
– Скажи ей, что я сейчас, – произнес он, – скажи ей спасибо. Я очень тронут.
Глава 9. ПЕЛЬМЕНИ
Данные, полученные из экспертно-криминалистического отдела в первый же послепраздничный день, оказались пустышкой. Колосов особо и не надеялся на них, однако…
Однако было обидно. Нет в жизни легких путей! Утром отгремела как гром среди ясного неба первая послепраздничная оперативка у шефа в кабинете. На ней Колосову было заявлено следующее: первоначальные оперативно-разыскные