Безопасный для меня человек. Чхве Ынён
же я доктор?
– А как мне вас называть?
Ынчжи мягко посмотрела на Игён.
– Можно и по имени, – острые уголки ее глаз больше не делали ее раздраженной и придавали взгляду насмешливость.
Игён поколебалась и произнесла:
– Ынчжи.
– Мне нравится слышать, как вы зовете меня по имени.
– Ынчжи.
Ветер, вдруг переставший казаться холодным, играл с волосами Ынчжи. Она смотрела на Игён. «Мы ведь обе понимаем. Мы обе знаем, что идем мы сейчас вовсе не потому, что хотим идти, а потому, что не хотим расставаться», – Игён чувствовала, что Ынчжи в тот миг читала ее мысли. Ничего не зная друг о друге, ничего не спрашивая, они без слов понимали друг друга.
– В последнее время все мои мысли об одном, – произнесла Игён.
Ынчжи задумчиво смотрела на нее. Игён не добавила: «О тебе», а Ынчжи не переспросила, словно и так все поняла. Или, наоборот, не поняла совсем ничего.
«Какое прекрасное лицо», – думала Игён. Нежная кожа, гладкие волосы, яркие, словно обветренные губы, чуть раскосые глаза, всегда приподнятые уголки рта, нежный подбородок. Игён никогда не видела подобных лиц. Ей хотелось прикоснуться к нему, почувствовать его кончиками пальцев и узнать, какое оно. Теплое? Прохладное?
После того вечера Игён стала беспокойно спать. Ей снилось, что на ее лице вырос огромный чирей, что она несколько раз пыталась подняться по лестнице, каждый раз падала и летела вниз, что слышала голос, но не могла разобрать ни слова. В голове то и дело возникал образ Ынчжи: ее улыбка, взгляд, которым она смотрела на Игён, ее правильная речь. Во рту было сухо, сколько бы она ни пила, а еда стала безвкусной. «Так нельзя!» – убеждала себя Игён, но все ее существо требовало новой встречи. Нестерпимое желание увидеться вновь причиняло ей физическую боль. Игён спала с телефоном в руке – вдруг она позвонит или напишет?
Они нечасто встречались. За те четыре месяца они гуляли вместе всего шесть раз, но даже теперь, спустя тринадцать лет, Игён помнит каждое из их свиданий.
Ынчжи охотно рассказывала о себе. Игён узнала, что в семье она третья из четырех дочерей, поэтому в детстве избытка родительской любви у нее не было, а теперь не любит себя, и ей тяжело жить с этим чувством. Все эти разговоры она вела так спокойно, будто рассказывала, что будет есть на ужин.
– Вы со всеми так запросто говорите о личном? – как-то раз спросила Игён.
Ынчжи опустила взгляд и улыбнулась:
– Нет, я приглядываюсь к людям. К тому же вы – не все.
Ынчжи как ни в чем не бывало рассказала, как отец и дядя избили ее, когда во время семейного застолья младшая сестра устроила ей аутинг и родственники накинулись на нее с кулаками. В тот вечер ей выдрали клок волос и рассекли лоб так, что пришлось зашивать.
– Тогда мне нужен был всего один человек. Всего один. Кто-то, кто заступился бы за меня, крикнул: «Не бейте ее!» Но все просто смотрели, как будто в дела мужчин им вмешиваться не положено.
Ынчжи запустила пальцы в волосы и взъерошила их.
– Теперь все нормально, я больше с ними не вижусь.