Рассказы 15. Homo. Татьяна Тихонова
жизнь – такая штука, от которой умирают, все равно приходится бороться с одиночеством.
И стало обычным завести искина. Искин обучается быстро, привыкает к семье и становится опорой в старости. Ощутимой опорой: подъемная сила обычного искина – двести двадцать килограммов; и спасением от одиночества: в меру болтливы, подкованы в литературе, искусстве и медицине, инфаркт отличат от невралгии, даже снимут электрокардиограмму до приезда скорой, станут сиделкой. Но в последнее время появился странный термин – выяснилось, что искины стареют. Не как люди. Морщин у них не увидишь, и не услышишь, как они сентиментально вздыхают…
Первая мама привыкла к ней и часто просила сыграть что-нибудь осеннее или зимнее, и тут же спохватывалась:
– Нет, лучше не унывать, – говорила она, – ты меня ругай за эти упаднические настроения. Сыграй мне что-нибудь весеннее, Никуш, чтобы ручейки меж льдинок и подснежников, и небо неохватное, синее…
С первой мамой, которую она называла просто мама, Ника прожила «всю жизнь», целых пятьдесят пять лет, и всегда приходила в мамин день рождения в ее квартиру как домой.
Со второй мамой – «Зови меня Инна, я еще не так стара» – Ника прожила ровно год, и мама Инна ее сдала обратно в техцентр.
– Вадим не хочет детей, Никуш, ты меня пойми, я так уже привязалась к тебе…
Девчонка шла, присогнувшись, механически, отмеривая шаг за шагом, пропуская остановки и метро. Мышь что-то бубнила из рюкзака, Кубок требовал ей законных выходных, Пьеро молчал.
– Говорят, я очень нужна, люди потеряли сына, – деловито отвечала Ника. Она ухватилась за лямки рюкзака, смотрела под ноги, дождь уже вовсю барабанил по капюшону длинной куртки-анорака рыжего цвета. – Но сегодня у меня выходной. Мы поедем в путешествие.
Она свернула к реке, пошла по пустынной набережной. Возле убранных зонтиков летнего кафе топтались мокрые голуби. Там она раскрошила булку: половину – уткам, половину – голубям. Старая привычка, от первой мамы. Ника повернулась к скамейке, ладонью проведя по мокрому лицу. Конечно. Он опять там. Шульгин. Длинный, худой, самоуверенный, упертый и надежный. «Железный Дровосек» – звали его в студии кукол после одной из ролей. Одногруппник из третьей жизни, как называла его Ника. Это было третье образование и третья мама, и она не могла отказать и пошла в третий раз учиться, тем более что сама потом пропадала с утра до ночи в студии, ей было интересно. Первым образованием было музыкальное по классу фортепиано, вторым – бухучет и аудит, третьим – неожиданно выучилась на мастера-кукольника.
– Привет, Шульгин, почему не в театре? Ну зачем ты, а если бы я не пришла? Холодно ведь.
Парень встал и подошел, улыбаясь, забираясь глубже в карманы куртки. С капюшона капало, как с крыши. Промок, замерз, но улыбается.
– Ты ведь всегда в этот день сюда приходишь. Ну и что, что холодно? – сказал он.
– Это мне «ну и что», а тебе – нет.
– Да ладно. Голуби все накормлены. Пошли?
– Пошли.
– Куда