Перевоплощение. Алер
что трефовый туз либо в бланке, либо второй, причём – у Вика, а посему время скинуть ненужную черву, а затем разыграть трефового короля. Впрочем, план срабатывал только при бланковом тузе, но ничего лучшего в голову не приходило.
– В черву, это ты мне отдалась, – довольный Сева положил короля, Вик сбросил по масти.
– А тому ли я далася? – Мара показала самый кончик языка. Иногда девушкам сложно в компании разгорячённых молодых людей, даже если это добрые приятели, отсюда и невольный вызов, словно на поединок, однако из этого не следует никакой направленной чувственности, никакого тайного сигнала, адресованного и ожидающего ответа, – это всего лишь кончик языка, что-то между шуткой и защитной реакцией.
Сева собрался высказаться в подобном же ключе, но осёкся, осознав, что не хочет грубить (получалось именно так) девушке, которая ему нравится, а ведь раньше подобных осечек за ним не водилось. Происходило действительно нечто странное, какая-то приятная слабость забирала над ним власть, пришлось даже пару раз привстать, маскируясь одёргиванием покрывала своей кровати (стоявшей перпендикулярно, но не впритык, койке Ганса). И всё-таки фантазии закружили. Вот он с Марой в большой, очень большой ванне, но избыток пара и пены лишает важных подробностей, и они переносятся в тёплое, очень тёплое море, где можно гладить её бледную, почти белую, и, наверно, гладкую и нежную кожу, только гладить, на большее Сева не покушался. «Господи, ну что это за мечты?!» – Сева изумлённо посмотрел на стол: оказывается, он сделал ход в бубну, Вик сбросил бланкового туза, а Мара забрала.
– Папа в козыря попал, – Вик брякнул избитой поговоркой, чем окончательно вернул Севу к действительности.
– Умный, млин, лучше б за игрой следил, – Сева понял, что его отчасти правильный ход открыл Маре одинокого туза Вика, снабдив лишней информацией, но всё равно она без взятки, ни один вариант у Мары не прокатывал, к тому же, при своей игре, она весело кидала карты и не тормозила.
– Да ладно тебе, – Вик не обиделся. – Мне, например, более приятна компания, а игра – это так, антураж.
Он сидел на стуле, как и Мара, но с той разницей, что за его спиной (и очень близко) нависал ряд книжных полок, одна над другой, образуя подобие книжного шкафа, и при неловком движении синяка или ссадины не избежать, тем более при внушительных габаритах самого Вика. Это худшее место за столом. Но Вик улыбался, пиво он отхлёбывал всё реже, да и курил через раз, его ничуть не трогал дёрганый Сева и скрывшийся за дымовой завесой Ганс, соседи уже выскочили из памяти, а Мара сидела рядом, и Вик улыбался. Нет, он вовсе в неё не влюблён, у них образовались (именно у них, у обоих) особые отношения, особое взаимопонимание, когда, например, стыд как комплекс (во всех смыслах) недопустимых тем и действий, столь естественный между юношей и девушкой, растворялся абсолютным доверием. Они были друзьями, кстати, Вик дружил ещё с одним человеком.
Мара помнила вышедшие карты, и сейчас на руках у оппонентов – пять треф, бубновый король и две фигуры в червях.