Что не убивает. Алексей Ефимов
плоти. Город неотделим от завода, а завод – от города.
Пообедав в кофейне возле площади Азатлык, отправились на прогулку, благо жара спала.
Все-таки есть у Челнов какой-никакой центр, и он здесь. Площадь немаленькая, под стать улицам, – двести на пятьсот метров. В торце – коренастое здание мэрии, собранное из крепких бетонных прямоугольников разных размеров, квадратное при взгляде сверху, твердо стоящее на земле. Типичный образчик утилитарной партийной архитектуры. От него веет архаичной бюрократической силой. Ты никто против нее, не сдвинешь, даже не думай. Сам МакМерфи не сдвинул бы.
Площадь преобразилась после реконструкции. Саша видел в Интернете ее прежний облик: квадратные километры старых каменных плит с пробившейся между ними травой, клочковатые газоны, своего рода гармония со зданием мэрии – а теперь здесь ландшафтный дизайн, новая плитка, светлые скамейки разнообразных форм и размеров: прямоугольные, круглые, волнообразные, – и на этом фоне мэрия выглядит динозавром из прошлого, живым ископаемым, советским анахронизмом.
Прогулявшись по площади, поняли, что дальше идти не хочется. Нет ничего там, впереди, чего бы не было сзади. Пора уезжать. Их ждет Уфа, родной город Насти.
– Когда нет мужчины, я живу с родичами, – сказала Настя. – В последнее время редко. Не нахожу с ними общий язык. Они считают, что я слишком легко живу, неправильно, а мне тошно от них. Работают с девяти до шести, потом смотрят телек, потом спят в разных комнатах и храпят. Я не хочу так. Я вообще не знаю, зачем так долго быть вместе. Они не любят друг друга, просто привыкли, ссорятся из-за хрени всякой, зато женаты двадцать три года. Ужас. Я не понимаю их и не хочу брать с них пример.
Пообещав Саше и Кире вечернюю экскурсию по Уфе, Настя взяла на себя поиск желающих подбросить их до места – задачу, осложненную тем, что теперь их стало трое.
Желающих не было.
Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали. Останавливались – спрашивали – слушали – уезжали.
Наученный прежним опытом, Саша дал Насте лист с надписью «ВЛАДИВОСТОК».
– Вот, – сказал он. – Иногда помогает.
Не помогло.
– Задницу, что ль, оголить? – воскликнула в сердцах Настя. – Блин! Ребят, сорян, вдвоем вам было бы проще.
Выплеснув эмоции, она вновь взялась за дело.
Скрипнула, останавливаясь, ржавая «Газель». Мужчина за рулем, седеющий, небритый, неинтересный, сорок пять плюс, смотрел на Настю строго и плотоядно.
Он не был альтруистом.
Но он не уехал. Настя не дала ему уехать. Она обошла «Газель» спереди, сложила руки на водительскую дверь как на школьную парту, мило улыбнулась и, наклонившись к нему, тихо что-то сказала – так, что Саша и Кира не услышали. Не для них было сказано.
Эмоции водителя начали меняться как узоры в калейдоскопе: удивление, недоверие, тревога. Он опасливо взглянул на Сашу и Киру. Настя снова что-то шепнула. В конце концов он мотнул головой назад. Согласился?
– Я