Сталинский дворик. Вячеслав Харченко
и латиносы: коренастые, широкие в бедрах женщины, никак не похожие на карменоподобных красоток, и низенькие плосколицые мужчины, не поражавшие статью тореадоров.
Им бы пошли винтовки и огромные мексиканские шляпы, вздернутые вверх кулаки и громогласный клич: «Но пасаран!», Маркес и Борхес, но они просто тащили пакеты с батонами хлеба и кефиром «Домик в деревне».
«Что им тут делать?» – подумал я.
В округе нет ни одного института, и только железнодорожный техникум в Марьине не испытывает недостатка в студентах. Может, их учат на вагоновожатых? Где-нибудь в дебрях Амазонки они будут по узкоколейке пробиваться сквозь заросли вечнозеленого бамбука, отбиваясь от волосатых макак и рассматривая зеленых крокодилов, чтобы на редких станциях отстреливаться от банд наркоторговцев из русского автомата АКМ.
Я представил этих Мигелей и Лолит с автоматами. Картина была неважнецкая. Тем более что латиносы сели на соседнюю лавочку и стали пить из горла кефир, передавая пакет друг другу, а один из них стрельнул у меня сигарету, хотя мог бы сам купить сигареты в «Пятерочке».
Рядом в ларьке таджики жарили курицу, армянин Ашот торговал персиками, на крыльце азербайджанской парикмахерской стояла Алия и звала меня на стрижку, прошел электрик Сережа с Донбасса, недавно появившийся в жэке, таща через плечо хобот медного кабеля.
Латиносы допили кефир, докурили мою сигарету и пошли в сторону торгового комплекса «Москва». МЧС прислало эсэмэску об урагане, который якобы шел, но было ясно и свежо.
Убийство мужа
За окном закат, сочное ленивое солнце алым языком заползает за горизонт. В это время люблю выйти во двор и посидеть на лавочке, тем более скоро осень и двор опустеет.
Анна Михайловна, владелица одиннадцати пекинесов, подходит ко мне и садится рядом на лавочку. На ее левой руке небольшой шрамик, еле заметный из-под короткого рукава цветастого платьица.
– Вот, – говорит она, – дворничиха врет, – и тыкает пальцем в Любовь Платоновну, подметающую пластмассовой метлой двор.
– Что, – спрашиваю, – у нее на самом деле не хризантемы, а орхидеи?
– Она мужа не случайно убила, а специально.
Я представил Любовь Платоновну в маске киллера, с пистолетом с глушителем. Она заходит в свою квартиру поздно вечером, когда муж, грузный, лысый и усталый, пришел с работы с литейно-механического завода домой, выпил сто граммов водки «Праздничная», съел тарелку пунцового борща с чесночной пампушкой, поставил «Владимирский централ» Круга и уснул перед телевизором на футбольной трансляции «Спартак» – «Динамо».
Любовь Платоновна тихо входит в гостиную, она склоняется над мужем, одинокая капля пота сползает по ее виску и падает на деревянный крашеный пол, она долго думает: пристрелить ли мужа из пистолета, задушить ли гитарной струной или прибить сковородкой? На ее лице написаны сомнения.
С одной стороны, оставить дочь без кормильца – это преступление, а с другой стороны, избавить