Закон Ордена. Петр Гурский
и его голос погас среди стен.
– Как тут тихо, – шепнула Алия.
И вправду: звуки леса словно отрезало, все остались за дверью. Кестель мгновенно соскучился по ним. Здесь тишину нарушало только потрескивание огня. Гости прошли вглубь, между столов. На их полированной поверхности отражался огонь. Кестель обвел комнату взглядом, держа ладонь на рукояти меча.
Оставалось только смотреть и ждать.
– Вы пришли исполнить свои мечты? – глухо пророкотало из угла.
Там стоял огромный мужчина, склонивший лысую голову. Кестель не замечал его раньше, потому что мужчины раньше там и не было. Великан посмотрел на гостей. На бледном, покрытом рунами лице плясали отблески пламени.
– Дашь нам поесть? – спросил Кестель.
Мужчина усмехнулся, беззвучно подошел. Он был в простой одежде монаха лесной святыни, а не в обычном облачении корчмарей. Руны красовались и на ладонях.
А, раб. Человек без имен и воли.
– Есть печень крысы из княжеских подземелий, ящерки, копченные на дереве эшафота, бычьи глаза в подливе. Питье – мед из подвалов Пепельных братьев, самогон из волчьего лыка, спирт с ведьминой ямы. И вода из колодца во дворе.
– Яичницу с ветчиной для меня и моей спутницы, – заказал Кестель. – И пиво. Обычное пиво из пшеницы и родниковой воды. Ты – корчмарь?
Мужчина кивнул. Вблизи была заметна сеточка морщин на его лице. Казалось, что руны движутся.
– У господина слишком уж простые желания. Господин меня разочаровал.
– А если побуду тут немного больше, то и разочарую сильнее, – пообещал Кестель.
Корчмарь поклонился и скрылся за дверями. Кестель указал Алии место у стены и развязал одну руку. Алия молча затрясла кистью, чтобы восстановить кровообращение.
Толстая женщина при переднике с обширным декольте принесла кувшин с пивом, налила в глиняные кружки, толкнула их через стол, к гостям. Алия и не вздрогнула. Кестель взялся за свой кубок, поднял и не поставил на место, пока не опорожнил. Пиво было холодное и великолепное – лучшее пиво в жизни Кестеля.
Женщина наполнила его кружку. Огромный бюст колыхался при каждом движении. Она ушла на кухню и вернулась с двумя тарелками, полными испускающей пар яичницы.
– Я – Альха, – представилась женщина. – Останетесь на ночь?
Алия покрутила головой.
– Мы останемся, – сказал Кестель.
Лицо Альхи расплылось в счастливой улыбке.
– Я приготовлю комнату, – пообещала она и ушла.
Кестель взялся за еду, побледневшая Алия угрюмо молчала.
– Убьют они нас, – наконец, прошептала она.
– Да. Такие уж тут обычаи.
– Отрежут нам головы, заберут, что есть, а тела бросят в колодец.
– С меня особо нечем поживиться. И с тебя тоже, потому что все твое теперь принадлежит мне.
– Смерти хочешь?
Кестель снова потянулся за кружкой.
– Съешь и ты что-нибудь.
– Ты свихнулся? Во всем, что они тут дают, – сонное зелье! Но ты же знаешь, да?
Хорошо,