Мы начинаем в конце. Крис Уитакер
словно головы утопающих.
Дачесс все смотрела в окно – пока не кончилась ее улица, пока деревья не соприкоснулись кронами, обозначив, что «Скорая» выехала на Пенсакола-стрит. Ветви были как ладони – смыкались в молитве за девочку и ее брата и разворачивались, как трагедия, старт которой был дан задолго до рождения их обоих.
Каждая ночь обрушивалась на Дачесс с неумолимой внезапностью, с посылом, что нового дня она не встретит – по крайней мере, в таком виде, в каком он является другим детям. Что до больницы «Ванкувер-Хилл», ее Дачесс знала как свои пять пальцев. Мать сразу повезли в палату. Дачесс застыла в коридоре, где полы, натертые до блеска, почти отражали ее фигурку. Она стояла, не отрывая взгляда от двери. Вскоре вошел Уок вместе с Робином. Дачесс перехватила ручонку брата, повела его к лифту. Они поехали на второй этаж. В семейной комнате, при тусклом свете, Дачесс составила вместе два стула, выскользнула в коридор, взяла в подсобке несколько пышных одеял и устроила Робину постель. Мальчуган еле держался на ногах. Усталость обвела его глаза темными кругами.
– Писать хочешь?
Последовал кивок.
Дачесс отвела брата в уборную, осталась ждать. Через несколько минут под ее наблюдением он тщательно вымыл руки. Она нашла тюбик зубной пасты, выдавила каплю себе на палец и повозила по зубкам и деснам мальчика. Робин сплюнул, Дачесс промокнула ему рот.
В комнате она помогла брату разуться и вскарабкаться на импровизированную кровать. Он улегся, свернулся, как зверек. Дачесс подоткнула одеяло.
Казалось, больничная ночь удерживает взгляд Робина.
– Не бросай меня.
– Никогда не брошу.
– А мама поправится?
– Конечно.
Дачесс выключила телевизор. Комната погрузилась бы в полную тьму, если б не красная аварийная лампа. Свет был достаточно мягок, не мешал Робину заснуть. Дачесс шагнула к двери.
Вот так она и будет стоять, всю ночь продежурит. Никого сюда не пустит. Кому надо – пускай едет на третий этаж, там тоже есть семейная комната.
Через час пришел Уок. Раззевался, будто у него на то причина была. Дачесс знала, чем он занят по целым дням. Катается по хайвею от Кабрильо до Кейп-Хейвена и других таких же городков, что лежат на побережье. Красота немыслимая; можно зажмуриться, открыть глаза в любой момент, глянуть в любую сторону – вид будет как фотка, снятая в раю. Ради этой красоты людям не влом тащиться через всю страну. Приезжают сюда к ним, дома скупают, которые потом по десять месяцев в году пустые стоят…
– Спит? – спросил Уок.
Дачесс кивнула.
– Я насчет мамы вашей узнал. Она поправится.
Второй кивок.
– Сходи возьми себе чего-нибудь в автомате – колы, например. Он там, сразу за…
– Знаю.
Дачесс обернулась. Брат спал крепко. Не шевельнется, пока его за плечико не потрясешь.
Уок протянул ей долларовую купюру, она заколебалась, но взяла.
Миновала коридор, купила в автомате содовую. Даже не пригубила –