День пропавших детей. Анастасия Константиновна Благодарова
осознания происходящего не накатила, даже когда на крышку гроба упала первая горсть земли. Не было ни страха, ни печали. Эмоции – живым. Во всей бесчувственности лишь одно отозвалось, будто случайным стуком сердца ответило внутри. Незнакомые женщины, переговаривавшиеся у гроба, жалели несчастных родителей.
– Вот ведь как. Живёшь, живёшь, и тут… Не представляю, как она. Одного сына похоронить, второго – потерять.
6.07.88
Несовершенство эволюционного механизма или злая шутка высших сил? Я умнее этого, а остаюсь, как все, наравне с безмозглой букашкой. Если там ничего нет, почему идущему и следящему за ним так горько и больно? Мне больно. Осточертело умываться слезами.
Стас открыл глаза и увидел небо. Бескрайнее голубое небо, сияющее в своей первозданной чистоте. Облака, сотканные из снежной ваты, как никогда близки. Так хочется нырнуть. Только чудо оказалось иллюзией. Человек не смог дотянуться. Но не обман поразил его. Рука, в самом деле, послушалась, вытянулась. Гравитация подсказала, где «верх» и «низ». Теперь небо, которое доселе, казалось, окружало, вернулось обратно, на положенное ему место. Сам же Стас лежал здесь, далеко под ним, на колючей хвое. Жёсткие иголки впивались в кожу сквозь одежду, но это воспринималось не так чутко, как должно. Если бы хотел, не смог бы объяснить. Всё равно грубое и в корне неправильное сравнение, но единственно понятные живым аналогии – онемение сдавленной конечности, хоть и без судорог. Или действие местного наркоза, пусть и не столь разрушительное. Вероятно, нечто среднее, и в то же время ничего похожего.
Словно заядлая соня, которую мама разбудила в школу, он медленно перешёл в сидячее положение, устало прикрывая глаза руками. Последний вечер запомнился как вторая жизнь. Бесконечно долгая, продолжающаяся по сей день. Стас осознал, насколько точно угадал, когда отнял ладони от лица. К деревянному кресту приколочена овальная пластинка – его чёрно-белый портрет. Ещё в парке стало понятно, как оно закончится, но подобное зрелище всё же отразилось на лице тупым шоком. Не желая верить реальности, покойник погладил табличку, опустил голову. Он сидел на постели из пластиковых венков и живых цветов на закате своей красивой жизни. В его положении подобные декорации смогли бы свести с ума любого. Стас, уставившись на ленты с вышитыми золотыми нитями трогательными, лживыми обещаниями, ждал волны истерики, да так и не дождался. Запертое в парализованном теле сознание не отреагировало, даже когда тесная глухая вечность заперла его глубоко под землёй. А здесь светло, шумят птицы и ласковый ветер. Если остальное воспринималось ясно, как при жизни, пусть каким-то другим образом, будто без участия органов, то дышать отныне не требовалось. Не нужно было проверять пульс. Его нет.
Ещё немного Стас посидел на своей могиле, осматриваясь, пока не решился встать и идти. Поначалу это выглядело нелепо, и, будь здесь кто ещё, возможно, посмеялся бы над походкой мальчишки. Но тот быстро вспомнил, как держать голову,