Встречи и воспоминания: из литературного и военного мира. Тени прошлого. И.Н. Захарьин
и пригонять мундиры, запасаться новыми шпагами, треуголками, темляками… Наконец настал день представления, – и вот как рассказывал об этом событии стряпчий Львов:
– Дом, где жил Николай Павлович, был небольшой, деревянный[3], одноэтажный, и в нем была всего одна большая комната – зала, где мы и собрались все, ни живы ни мертвы, как говорится… Губернатор научил нас, как отвечать на приветствие государя и как себя держать, предупредив также, чтобы не было никаких просьб с нашей стороны. Ну, стоим мы, трясемся, шепчем: «Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его…» Мне как занимающему видную должность уездного стряпчего пришлось стоять в первом ряду вместе с городничим, уездным судьею и исправником. Вдруг какой-то придворный распахнул двери из соседней комнаты, – и Николай Павлович вышел к нам в сопровождении губернатора и губернского предводителя дворянства.
– Здравствуйте, господа! – громко проговорил император.
Мы низко поклонились и ответили вполголоса:
– Здравия желаем Вашему Императорскому Величеству!..
Государь пристально осмотрел всех нас, улыбнулся и сказал, обращаясь к предводителю: «Я их знаю…» А затем прибавил несколько слов по-французски.
Мы все удивились, откуда и как мог знать нас император… Что он узнал начальника инвалидной команды Грачева, – это мы еще могли объяснить необычайной его памятью; но как он мог знать, например, меня, когда я делал почти каждый день две версты лишних, обходя его квартиру, чтобы только как-нибудь, грешным делом, не попасться ему на глаза?..
Затем государь подошел к городничему, заслуженному майору, увешанному орденами и медалями, на деревянном костыле, заменявшем ему раненую ногу, и спросил его, в каком сражении он был ранен. От него подошел к старейшему из нас по годам, уездному судье, имевшему медаль 1812 года и за взятие Парижа, и спросил, в каком полку он служил.
Вся аудиенция продолжалась не более пятнадцати минут. Государь, по-видимому, был в очень хорошем расположении духа, хотя рука его все еще была на перевязке. Наконец, он кивнул нам головой, мы еще раз низко поклонились и стали потихоньку сходить с крыльца. Когда мы все вышли уже за ворота, то судья, понимавший по-французски, остановил нас и разъяснил загадку, почему именно государь сказал, что «знает» нас. Оказалось, что он припомнил, что видел всех нас на сцене в театре во время представление комедии Гоголя «Ревизор»…
В Чембар я приехал в январе 1859 года совсем юным прапорщиком 16-го стрелкового батальона[4], расположенного в этом городе[5].
Жизнь офицеров того времени, то есть 40 лет назад, и их времяпрепровождение не имеют, конечно, ничего схожего с жизнью теперешних обществ офицеров, у которых есть и военные собрания, и библиотеки, и потребительные общества, и офицерские суды. Тогда, увы! – ничего этого не было, и жизнь наша в зимнее время была праздная, у нас не было тогда даже библиотеки, и один лишь командир батальона полковник Э.
В 1859 году я застал этот дом обращенным в память события в домашнюю церковь. В память того же события в том же Чембаре устроено было потом особое двухклассное училище для мальчиков. –
16-й стрелковый батальон был сформирован в 1845 г. как 6-й стрелковый батальон и находился в составе 6-го пехотного корпуса; в 1856 г. переименован в 16-й армейский стрелковый батальон; вошел в состав 16-й пехотной дивизии 6-го армейского корпуса; в 1879 г. получил шефство Александра II, к 1889 г. переформирован в 16-й стрелковый Его Величества полк. Принимал участие в Восточной (Крымской) войне; Русско-турецкой войне 1877–1878 гг., за что получил Георгиевское знамя; подавлении восстания ихэтуаней (оно же Боксерское восстание) в Китае в 1900–1901 гг., Русской-японской войне 1904–1905 гг. и Первой мировой войне (в составе Юго-Западного фронта).
Ныне 16-й стрелковый Его Величества полк. Свое «отличие» батальон заслужил в 1877 году на Шипке, когда в самый критический момент защиты горы св. Николая две роты батальона прискакали вместе с казаками на крупах их лошадей и вступили в бой.