Лжепророк. Ричард А. Кнаак
Наш!
Улыбка Пророка угасла.
– Я выковал этот мир из первозданных сил, почерпнутых в месте Творения! Я вылепил его земли, я наполнил водою моря! Все сущее в нем существует благодаря мне и так, как мне угодно… включая тебя, дитя мое.
Прежде чем Ульдиссиан успел хоть что-нибудь возразить, вокруг раздались голоса. Поначалу он решил, что это Серентия и кое-кто из эдиремов, но в следующий же миг эти голоса всколыхнули, извлекли на поверхность воспоминания, давным-давно погребенные в глубинах памяти… особенно один, женский:
– Бедный мой Ульдиссиан! Так растерян, так разозлен! Позволь-ка, я тебя успокою…
Ульдиссиан сглотнул подступивший к горлу комок, невольно заозирался, отыскивая говорящую.
С противоположной стороны донесся заливистый девичий смех. Ульдиссиан обернулся назад.
Мать… младшая сестренка…
На самом краю поля зрения мелькнула тень. Ульдиссиан едва успел различить в ней дородного, крепкого человека примерно его роста. За ним появился и тут же исчез силуэт парнишки пониже ростом и помоложе.
– Ты стольким пожертвовал, чтобы спасти их, дитя мое, и пусть тела их погибли, они обрели спасение. Однако им страшно – страшно за тебя, ибо, отказавшись принять мой свет, ты не сможешь воссоединиться с ними. Вы останетесь в разлуке навек, и…
По щекам Ульдиссиана заструились слезы. Перед мысленным взором возникли лица родных, медленно, в муках умирающих от чумной хвори. Да, пустословов-миссионеров он неизменно гнал прочь, но в глубине души надеялся на то, что мать, отец и остальные умершие хотя бы обретут покой там, в царстве, лежащем за гранью смерти…
И вот это заставило его задуматься над откровением Инария. Отчего он, при всем своем ангельском могуществе, не предложил вернуть родных Ульдиссиана к жизни? Не к подобию жизни, как Мендельн проделал с Ахилием, но в самом деле всех их оживить?
Может, ему это не по силам? Если да, выходит, ангел не так уж и всемогущ?
От этого выходка Инария – призыв теней родных, да еще, вполне может статься, фальшивых – показалась человеку особенно гнусной. Чтобы добиться своего, ангел не побрезговал разворошить в душе Ульдиссиана чувства, о коих он всем сердцем желал бы никогда больше не вспоминать. Пустота, отчаяние, горечь…
Подхлестнув этими чувствами силу дара, Ульдиссиан перевел взгляд на Пророка и испустил оглушительный рев. Захлестнутый скорбью об утрате родных, разом унесшей прочь все сомнения, сын Диомеда обрушил на Инария всю свою мощь.
Слепящий свет слегка потускнел… но на этом все и закончилось. Самодовольная, благообразная мина Пророка по-прежнему маячила перед ним, взирая на него свысока. Невзирая на полное отсутствие хоть каких-нибудь зримых свидетельств успеха, Ульдиссиан так обессилел, что пал на колени.
– Ты предпочел грех, – неторопливо, бесстрастно проговорил Пророк. – Теперь, дитя мое, я в силах помочь тебе, лишь положив конец твоему бессмысленному, неправедному существованию.
С этим Инарий попросту взял да исчез.
В тот