Универсальный принцип. Маргарита Черкасова
Женщина кивнула в ответ и, прежде чем заговорить, откашлялась:
– Да, я хотела избавиться от него. Я устала. Меня можно осуждать… Да что там… Нужно! Но я правда устала… Устала и от ситуации… и от самого сына… Это сложно. Сложно быть родителем такого ребёнка. Очень. Очень-очень сложно, понимаете? Хотя это навряд ли… навряд ли возможно… чтоб вы поняли… Не-е-е-ет! – в её голосе промелькнул испуг. – Я не говорю, ни в коем случае не говорю, что вы не способны понять… Нет! Просто это сложно себе вообразить, не имея точно такого же опыта. Идентичного. Шаблонного. Понимаете? Меня никогда не сбивала машина… И я не понимаю, что чувствует сбитый человек… Я, конечно, осознаю, что ощущение одно… И оно всеохватно… И оно есть боль… Но это слишком абстрактно. Слишком! Я могу попытаться отдалённо (совсем-совсем отдалённо) представить себе, что в таких случаях испытывают… Но это максимум, на что я реально способна.
Поэтому… и вы не можете прочувствовать моей усталости… Усталости от сына… От его безразличия, – Свидетельница внезапно расхохоталась. – Что ж! Я отвратительная мать! Низкая и мерзкая женщина!!! Ибо я возрадовалась смерти сына! – её настроение вдруг вновь стремительно поменялось. – А сейчас… я всё вспоминаю и… грущу. Нет, я не хочу его воскрешения… Я чувствую, будто какая-то навязчивая унылость подрагивает внутри… Она обнимает меня изнутри, она скорбит по мне, она принуждает меня помнить… И я помню! Всё помню… Помню, как вбежала тогда в комнату… А сын лежит в своей постельке, и лицо его… Лицо его… Ну, знаете? Это неприятное выражение у индифферентных людей… Вы меня понимаете? Да что вы вообще все понимаете? – она вновь расхохоталась, а потом расплакалась. – Его лицо до этого было такое… м-м… отталкивающее, а тут вдруг стало симпатичным… Я, можно сказать, впервые в жизни полюбила его лицо! Его мёртвое лицо…
Свидетельница хлюпнула носом трижды, пригладила рюши на блузке.
– Успокойтесь, пожалуйста. Может быть, вам всё же принести воды?
– Нет же! Перестаньте мне всякий раз предлагать воду! Мне уже лучше. Гораздо лучше, – она покашляла. – Да-а-а. Полюбила лицо… Только ему моя любовь тогда уже была не нужна… Да и мне, впрочем, тоже… Да-а-а… А потом мы с мужем пытались бежать, предполагая печальный финал… Мы упаковали сына в спортивную сумку… Хотели похоронить где-нибудь… Но… бежать нам не удалось. Мужа арестовали… Я какое-то время лечилась… И всё. Конец.
– Спасибо вам, – Защитник внимательно посмотрел на Свидетельницу, а потом перевёл взгляд на Судью. – Я закончил допрос.
Судья дремал. Секретарь покашлял. Кто-то из публики дважды громко чихнул. Судья нацепил на нос очки и вгляделся в зал:
– Константин Ипатьевич, у вас будут к Свидетельнице номер раз какие-нибудь вопросы?
Общественный обвинитель встал и машинально похлопал себя по карманам пиджака:
– У меня только один вопрос, что стало с её мужем?
– Муж был застрелен при попытке совершить побег из