Приказано жениться. Екатерина Каблукова
что?
– А ничего, – под укоризненным взглядом хозяйки дома Белов облизнул пальцы.
– А как же Головина?
– О, и ты уже знаешь?
– Да об этом весь Питерсхофф гудел! – воскликнула Софья и невольно подалась вперед. – Гриша, правда, что, когда ты Головину оставил, её сама императрица утешала?
– Врут, – Григорий откусил большой кусок пирога с малиной и яростно задвигал челюстями, – фрейлины ее утешали и Марфа.
– А что государыня? Долго сердилась? – Софья тоже положила себе в блюдце варенье.
– На Головину? Нет, простила.
– А тебя? – допытывалась сестра.
Белов откинулся на спинку стула и устало потер лоб.
– А меня она женить хочет…
От неожиданности сестра выронила ложку и недоверчиво посмотрела на брата.
– Гриша…
– Да, ты не ослышалась! – Белов уже не скрывал насмешки в голосе, – Наша милая матушка изволила в последнем своем визите при дворе в разговоре с государыней высказать опасения, что я никогда не женюсь, и Елисавета Петровна решила выступить свахой.
– И кого же тебе сватают?
– Некую девицу Анастасию Збышеву. Ныне фрейлину ее императорского величества. Можешь даже не вспоминать, ты ее ранее никогда не встречала.
Софья встала и в волнении зашагала по комнате:
– Но почему именно она?
Белов тяжело вздохнул, собираясь с духом, и начал пересказ событий сегодняшнего дня. После его рассказа сестра потрясенно молчала, с ужасом смотря на брата.
– Гринечка… – наконец прошептала она, невольно называя его, как в детстве, – Но как же… что скажет папенька?
Белов обреченно махнул рукой. Гнева отца он не страшился, гораздо больше его беспокоило объяснение с матерью, которая будет заливаться слезами и по-бабьи заунывно причитать над судьбой любимого сына, будто отправляет его на каторгу.
Впрочем, в данном случае его женитьба была сродни каторге или воинской повинности, которую обычно несли крестьяне. Только лямку ему придется тянуть всю жизнь, если не сподобится отправить неугодную жену в монастырь. Но, памятуя все переживания и слезы Софьи по этому поводу, Григорий сомневался, что у него хватит духу на подобный шаг. Он взглянул на сестру, та выглядела настолько несчастной, и преображенец уже пожалел, что по привычке рассказал ей все.
– А что папенька? – произнес Григорий, хорохорясь, – Ну, вытянет по старой памяти нагайкой по хребту, как в прошлый раз, делов-то!
Софья усмехнулась, заметив, как брат украдкой передернул плечами: весть о последнем визите в «родные пенаты» и бегстве Гринечки через окно разнеслась по всем домочадцам. Затем сестра снова погрустнела.
– А коли откажет тебе в наследстве?
Григорий фыркнул. Наследство волновало его меньше всего.
– Откажет, так не беда! Он мне денег и так не дает, с тех пор как я… – он махнул рукой. – Служба у меня есть, жалование исправно платят, чай не пропаду!
– Господи, срам-то какой…