Тень Лучезарного. Сергей Малицкий
к трясущемуся евнуху. – Слышишь, падаль? Ее ко мне в шатер. И сам останься. Надолго ее не хватит, так что заберешь сразу, а потом уж приведешь самую толстую, что есть. Понял?
– Понял, – как немой, закивал евнух и на четвереньках, не поднимаясь, бросился к мерзавке, ухватив ее за ногу, поднялся и, накрутив на руки черные волосы, забросил на плечо. Ведь и в самом деле, не весила почти ничего, не упиралась, но отчего же почудилось, что в руках у него пружина взведенного самострела? И отчего показалось, что когда он внес вслед за Телохом принцессу за полог шатра, войлок будто завис на мгновение в воздухе? Евнух даже обернулся, но не разглядел ничего. Улица, оскаленные рожи ордынцев, силуэты женщин, которых Каб повел во второй шатер, скрылись. Внутри шатра не было ничего лишнего. Только основа из четырех шестов, вознесших внутренний куполок шатра на недосягаемую высоту, лампы, висевшие на шестах, роскошное одеяло, устилающее камень, четыре жаровни по углам, заговоренный, усыпанный амулетами канат, протянутый вдоль стен и два десятка лучших маннских воинов, стоявших с обнаженными мечами за ним.
– Что ж, – обернулся к тонкой фигурке Телох, – не хочешь встать на колени, умрешь стоя. Или сделать тебя королевой? Что будем рвать в первую очередь? Может быть, рот? Как раз по росту.
– Ну так подойди, – ответила принцесса, заставив евнуха заледенеть уже окончательно. – Или ты хочешь сказать, что дотянешься своим отростком до моего рта за десять шагов? Ты себе льстишь.
Телох обратился в зверя мгновенно. Нет, он не встал на четыре лапы, тем более что имел обыкновенные руки, пусть даже они и были размером с лапищи рефаима, но он ринулся на хрупкое существо уже не для того, чтобы получать удовольствие или даже истязать ее и мучить, он ринулся убивать. И споткнулся в двух шагах. Замер, словно наткнулся на прозрачную стену. И евнух, который моргал от тусклого света и чада ламп, вдруг явственно различил не только невесть откуда взявшуюся рукоять кинжала, торчащую бобышкой между ключицами великого тана, но и багровые кольца, которые вдруг обрисовались на его груди и стали медленно уходить в плоть, шипя и одеваясь валами горелого мяса.
– Вот так, – почти безучастно произнесла Эсокса, шагнула вперед, словно и не было перед ней никакой стеклянной стены, выдернула из ножен на поясе скулящего, обездвиженного зверя кинжал и рассекла им звериную гортань почти до хребта.
– Молодец, – донесся до евнуха чей-то чужой, едва различимый голос, а вслед за этим огненные кольца соединились в одно, вспыхнули ярким пламенем, и, протерев глаза, евнух вдруг понял, что Телоха больше нет, а в шатре идет сеча, и уже ковер занимается пламенем от разбитой лампы. Евнух выкатился наружу кубарем, а вслед за ним кубарем выкатились несколько воинов, чтобы бездыханно распластаться на ледяных камнях, а затем, распоров стену шатра, вывалилась наружу и сама схватка, в которой лучших воинов орды сек, убивал, резал, лишал жизни кто-то незнакомый, не Эсокса, кто-то другой, хотя тоже женщина, но более высокого роста и такой красоты, что не попадалась евнуху еще ни разу.
Вой