Последний медведь. Две повести и рассказы. Ирина Васюченко
дома, и мне захотелось уговорить ее пойти со мной в лес. Ища, куда она запропастилась, я заглянула в подвал больничной котельной – рабочее место отца. Услышала голоса. Они были там оба. Страх, внушаемый отцом, помешал мне просто вбежать: осторожность требовала сперва убедиться, не буду ли я некстати. Прислушалась. Голоса из ямы доносились странно четко.
– Это было двадцать лет назад, как я могу помнить такие подробности?
– Не делай из меня идиота – ты не помнишь, потому что тебе выгодно их забыть. Ты ушла вместе с ним, тебя не было полтора часа, и те жалкие, подлые отговорки, которыми ты потом пыталась оправдаться, только усугубляют твою вину!
– Послушай, мне страшно жаль, если я тебе причинила такую боль, но клянусь, между нами ничего не было. И быть не могло! Пойми, я бросила бы тебя в ту же минуту, когда перестала бы любить…
– Что лишний раз доказывает твою безнравственность и полное отсутствие чувства приличия. Кроме того, что ты называешь любовью, существуют долг, семья, общественное мнение, и все это выше, благороднее! Ни одна нормальная женщина ради сучьей похоти не пренебрегла бы всем этим!
– Да никакой похоти я не знаю, мне в этом смысле даже ты не нужен, если уж начистоту! Я люблю душой, всей душой, только этим и держусь, а то и жить бы не стала. Пусть я ненормальна, ну, прости меня за это, только умоляю, поверь, наконец, что никогда…
– Молчать! Прекратить скулить! Разжалобить вздумала?! Не выйдет! Даже если бы не было ничего – предположим смеху ради, что ты не лгунья, – довольно того, что своим развязным поведением ты заставила меня предположить, что это возможно! И вполне вероятно, что не я один мог допустить это! Значит, ничего не было?! И ты воображаешь, что это может тебя оправдать?!
Чудовищный диалог длился и длился – мне даже показалось, будто этот кошмар никогда не кончится. Что сама я поступаю довольно скверно, подслушивая разговор, ни для чьих ушей не предназначенный, мне в те минуты в голову не пришло. Почему я была так уж потрясена? Я, слышавшая столько скандалов куда погромче, страдавшая, но как-то уже привычно страдавшая от них? Но это… это… Там в подвале происходило нечто до такой степени леденяще гнусное, так мало похожее на семейную ссору, где речь все же идет о любви и обиде, о человеческих чувствах, и так напоминающее…
Нет, я понятия не имела, чтО может напоминать этот ужас. Много лет пройдет, прежде чем я узнаю о других подвалах, других обвинениях и оправданиях. Однако же радио я хоть поневоле, а слушала. Воздухом этой свирепой родины, кроваво карающей "за попытку намерения измены", я дышала. Подсознание или как его там, короче, что-то во мне знало достаточно, чтобы почти лишиться рассудка, слыша, как между двумя близкими людьми разыгрывается подобный допрос. Сейчас мне были ненавистны оба. Он – гад, палач, но и она… как она может терпеть?
Очнувшись, я опрометью кинулась вон из подвала. Состояние было такое, когда и смерть нипочем. На свое счастье об этом способе разделаться с безвыходным положением я тогда еще не задумывалась.