Великий Партион. Восход. Рэй Котт
нагнулся и налил им обоим красного вина, которое достали из погреба по случаю их прибытия.
– В-третьих, принцесса будет в безопасности, и у неё будут все шансы выйти на новый уровень в её… э-э-э… тренировках.
В этом он, конечно, сомневается, но – теоретически – всё возможно. Люка напряжённо думал. Кета с лёгкость читал его непрекрытые мыслительным блоком эмоции. В первый момент фрузонец загорелся идеей стать наставником для дочери Иды – такая честь! – но он не учёл, что теперь он – в водовороте политических интриг.
– А что ты будешь делать, если королева всё равно откажет тебе? – заговорил наконец партион-пилот. – Как ты намерен давить на неё?
Глейтон порядочен и надёжен. Он готов пойти на попятную в вопросах политики и стратегии, избавиться от обузы ответственности, но оставить на произвол судьбы ребёнка лучшего друга он не может. Что ж, это достойно уважения. Ярко-голубые глаза фрузонца, не мигая, уставились на Кету, вальяжно вращавшего вино.
– Ты же не… тронешь девочку?
Рука партиона-разведчика с зажатым в ней бокалом застыла в воздухе. Кажется, Люка всё-таки смог его удивить.
– Не понял, – только и смог выдавить из себя Кета, донося наконец бокал до губ и делая глоток.
– Не изображай из себя наивную школьницу.
– Я что, правда, такой злодей на вид? – скривился Кета.
Это не вино, а столовая кислятина.
– Ты уж прости, но зная о ваших с Хеком «развлечениях» на Спектре…
– Десятилетней давности? Что было в прошлом – там и осталось.
Кета начинал раздражаться. Неужели Глейтон и впрямь считает, что он бросится пытать, избивать или насиловать принцессу?
– Дай мне слово, – настаивал фрузонец, – что ты не причинишь Али никакого вреда.
Леон помолчал некоторое время. Едва ли он задумывался над тем, как далеко может зайти в деле запугивания королевы. С одной стороны он рассчитывал обойтись цивилизованными методами, с другой – условия Люки связывали его по рукам и ногам, не оставляя никаких преимуществ обладания «козырем».
– Не ты ли при любом удобном случае любишь рассказывать, как твой наставник заставил тебя три часа стоять на парапете самого высокого небоскрёба Плацентира, чтобы избавить от страха высоты? Это ведь тоже можно считать своего рода «вредом» для твоей психики…
– Это другое, – жёстко ответил лётчик. – Это было частью обучения, тем, что сделало меня сильнее. Я говорю о вреде другого сорта, и ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду.
Кета кивнул приятелю, хотя не мог с ним согласиться. Всё, что происходит с человеком, либо делает его сильнее, либо ломает. Однако спорить с Глейтоном нет смысла. Главное, что удалось сделать – провернуть небольшой трюк и незаметно обозначить условия их договора. В абстрактном плане «вредом» можно обозвать что угодно – теперь же он заставил Люку дать своё определение этому понятию.
– Слово наследника рода Леон, – пересилив своё раздражение, сказал эвийец. – В разговоре с королевой я буду в основном оперировать теми карьерными перспективами,