И после многих весен. Олдос Хаксли
если найдется свободных полчаса, после ланча поучить ее с девочками, как кидают подкову.
Глава 7
Наконец поднялись из-за стола и начали расходиться. Доктору Малджу предстояла деловая встреча в Пасадене с вдовой владельца треста резиновых изделий – может, та пожертвует тридцать тысяч на спальный корпус для девочек. Мистер Стойт отправлялся в Лос-Анджелес на еженедельное заседание правления, происходившее в пятницу к вечеру, и последующие деловые переговоры. Доктор Обиспо должен был оперировать на кроликах и направился в лабораторию за инструментами. У Пита накопилась груда научных журналов, которые надо просмотреть, но все же он не отказал себе в нескольких минутах счастья, даруемого обществом Вирджинии. А Джереми, разумеется, не терпелось вернуться к бумагам Хоберков. Он шел к себе в подвал, испытывая чувство почти физического облегчения, – так возвращаются туда, где чувствуют себя дома. Он проводил день прекрасно, и с какой пользой! Прошло каких-то два-три часа, когда из кипы бухгалтерских книг и деловых бумаг он выудил еще одну связку писем Молиноса. А также третий и четвертый тома «Фелиции». И кроме того, иллюстрированное издание «Le Portier des Carmes»[29], a затем под переплетом, напоминающим молитвенник, обнаружилось сочинение редчайшее – «Сто двадцать дней Содома», труд Божественного Маркиза. Истинное сокровище. Вот уж удача, так удача. Впрочем, подумал Джереми, удачи этой вполне можно было ожидать, зная, что за семейство были Хоберки. Судя по году выпуска, книги скорее всего принадлежали пятому графу – тому, который владел титулом полвека с лишним, перевалил за девяносто, а скончался уже при Вильяме IV, и не задумавшись о покаянии. Памятуя, что собою представлял сей старый джентльмен, странно удивляться, обнаружив, какое у него было собрание порнографии, – уж скорее следовало бы предположить, что оно окажется еще богаче.
С каждой новой находкой Джереми окрылялся все больше. Как обычно, – безошибочная примета, что у него хорошее настроение, – он принялся вспоминать песенки, популярные во времена его детства. Письма Молиноса читались под аккомпанемент «Веселеньких девчонок», «Фелицию» и «Le Portier des Carmes» он листал, мурлыкая под нос романтичную мелодию «Пчелка на сирени». А когда очередь дошла до «Ста двадцати дней», никогда им прежде не читанных и даже не виданных, сюрприз привел его в такое восхищение, что, раскрыв старый томик по долгу библиографа и обнаружив вместо предполагаемых англиканских песнопений прозу маркиза де Сада с ее ледяным изяществом, Джереми принялся снова и снова повторять вслух стишок, который мать заставила его выучить всего трех лет от роду, – он до сих пор воспринимал эти строчки как символ восторга перед чудом, потому что невозможно достовернее передать радость от негаданного подарка судьбы, от нежданной улыбки жизни:
– Дружок, вот сладкий пирожок!
– Ах, принеси еще, дружок!
А он, какое счастье, еще и первый не надкусил, вот она, книжечка, толком даже и не открытая, все впереди
«Дарующий блаженства» Нерсиа.