Война глазами подростка. Меган Хорхенсен

      Папины дед (мой прадед, конечно), бабушка (моя прабабушка), сестра и сам папа – все ходили в деревню по очереди или вместе. К вылазкам часто присоединялись соседи. Те, кто работал на заводах или в военных учреждениях, конечно, не могли уходить надолго, если вообще могли, поэтому основная тяжесть по добыче припасов на зиму лежала именно на детях и стариках.

      Но однажды в деревню за хлебом отправилась папина мама (моя бабушка). Почему именно она, и как ей позволили отлучиться из больницы, где она работала санитаркой, папа никогда не интересовался. Мама предупредила, что уходит на несколько дней. Кажется, она хотелся договориться с какими-то знакомыми о возможной эвакуации семьи в деревню, если в городе станет совсем невмоготу.

      Однако она не вернулась и через неделю, а вместо нее кто-то принес записку, где мама сообщала, что ее остановили патрульные, которые, прочитав в документах, что она работает в больнице, немедленно направили ее в местный госпиталь, а там ее объявили мобилизованной и запретили покидать работу под угрозой расстрела. Одновременно немцы в очередной раз прорвали фронт, госпиталь стал отходить куда-то в глубь страны, и мама еле-еле успела передать послание со знакомым, которому позволили вернуться в город, что добраться до своих не может. О человеке, с которым записка дошла до семьи, папа тоже не помнит, но все ему, конечно, были очень благодарны. Он даже какие-то свёртки принёс, очевидно, переданные мамой. Честным человеком оказался.

      В принципе, как упомянул выше, не запомнились папе какие-то особые подробности тех месяцев. Видимо, общая обстановка и шок от всего происходящего не дали отложиться в памяти конкретным событиям.

      Единственное, что он не забыл из событий, не касающихся непосредственно семьи, так это вывоз немцев из Немецкой слободы. Слободу окружили красноармейцы (скорее, солдаты войск НКВД, но папа такой детали не запомнил), немецкие семьи посадили на грузовики, дав забрать с собой небольшие узелки с одеждой (а дело происходило летом), и вывезли всех до единого. Отцы и старшие дети этих немцев были на фронте, воюя в Красной Армии в это время, кстати. Семьи увезли, и больше никто о них никогда не слышал. Много пишут о том, что выселяемые немцы частью погибли в первую же зиму, когда их выкидывали в холодной степи, не давая никакой одежды и материалов, кроме того, что у них было с собой, а частью как-то выжили. Но в Константиновку никто, насколько помнит папа, никогда не вернулся. Их добро, оставшееся в домах, растащили жители сразу же после выселения.

      В город каждый день приходили отступающие войска и беженцы, народу было много, все кричали и ругались, всегда кто-то чинил на улице машину или прямо у забора перевязывали раненых. Днем и ночью стоял страшный шум.

      А в октябре, в одно раннее утро вдруг наступила тишина. Ночью Красная армия ушла, а с ней ушли и городские власти. Стало тихо-тихо. Беженцы тоже исчезли, и жители замерли в ожидании.

      (В истории Константиновки, которая доступна в Интернете, упоминаются бои под городом,