Искажение. Цезарий Збешховский
восемь, капрал. И придержи коней, твою мать.
– Но ведь хоть какой-то наконец позитив, господин сержант, – не унимается Усиль. – Может, удастся с девчонкой снюхаться. Все-таки, когда ты молод и красив…
Мы на мгновение останавливаемся.
– Петер, что за херню ты несешь? – Голя стучит себя по лбу. – Во-первых, никаких глупостей – если она кому-нибудь пожалуется, «жетоны» быстро доберутся до твоей задницы. Во-вторых, она из местных, то есть потенциальный враг. Вроде как проверенная, но с переводчиков лучше не спускать глаз. Так что забудь.
Думаю, генерал Доминик Сальте прав – от женщин на базе одни проблемы. Хватило нескольких минут, чтобы у Усиля поехала крыша. Ничего удивительного – вокруг воняет мужским потом и видны одни лишь мужские рожи. И все-таки я не рассчитывал, что он настолько одуреет. Сегодня наверняка посидит на горшке, чтобы снять напряжение.
Что не меняет того факта, что Неми Сильберг и в самом деле симпатичная.
Четверг, 11 февраля, 09.05
Лейтенант Остин принимает от обоих сержантов рапорт об успешном прохождении тактических занятий. Сам он не нашел времени лично проверить, как мы передвигаемся по улице, но Голя и Северин довольны нашими успехами. А мы, командиры отделений, довольны, что не дали маху.
Дальше наступает время для действий внутри зданий – целая куча сведений, которые после всех учений мы в теории должны знать назубок. Нужно выбрать самое важное, так что сержант Голя развешивает свои художественные плакаты. Затем вместе с Северином они присваивают каждой стене дома свой цвет, описывают вход внутрь зданий и преодоление лестничной клетки.
Они рассказывают о занятии исходной позиции и разведывательных процедурах, а затем о методах входа в помещения – крестом, крюком и комбинированном. Нужно запомнить все: кто в штурмовой группе бросает гранату при «горячем» входе, какое влияние на выбор метода оказывает ширина дверного проема, а также то, открыта ли дверь, закрыта или свисает как попало с косяка. У меня создается впечатление, будто моим людям никогда этого не освоить, но я прилежно записываю все, что может пригодиться во время операции.
В перерыве выбегаю покурить – в здании, где находится клуб, никто не предусмотрел курилки. Я как раз пытаюсь представить, как мы должны входить в помещения, мимо которых прохожу, когда за моей спиной раздается голос Пурича. В нем чувствуется некая неуверенность.
– Маркус, можно тебя на минутку?
– Что случилось, Даниэль?
– Не знаю, как сказать… не хочу быть ябедой. – Пурич переминается с ноги на ногу. – Знаешь… я человек религиозный, и мне не все нравится.
– Говори прямо, Даниэль. Потом подумаем, что с этим делать.
Я закуриваю сигарету. Перерыв сейчас закончится, и у меня так и будет сосать под ложечкой.
– Речь про алкоголь и, может, про наркотики.
– Какой еще алкоголь?
Пурич несколько мгновений медлит.
– Знаю, это глупо звучит, но я терпеть не могу пьянство. – Похоже, у него и впрямь