Порог. Олег Рой
покой и умиротворенность. Психологи называют это паническими атаками. Но Жан-Жак вовсе не собирался идти к психологу, чтобы поведать ему о своей беде. Ни один врач в мире не взялся бы лечить его недуг. Потому что, повторимся, сны его не были снами. Они были… воспоминаниями.
Сам Жан-Жак понял это далеко не сразу, а лишь по прошествии некоторого времени и долгого размышления. А осознав, просто не знал, что ему с этой информацией делать. Он вспоминал все четче и четче то, что обычный человек помнить просто не в состоянии. Обстоятельства своего рождения. Он вспомнил свое зачатие, словно в его сознание переселилось сознание матери. Более того, воспоминания раздваивались, и он прекрасно понимал, почему – ведь в зачатии, как известно, принимают участие оба родителя. И вот одновременно в них и устремлялась память Бизанкура. Поговорка «муж и жена – одна сатана» подходила тут как нельзя лучше.
Известны ли истории такие случаи? О, она была свидетельницей многих удивительнейших вещей, которые человеческий разум постичь не может. И эта – одна из них. Потому что родился Жан-Жак де Бизанкур… в четырнадцатом веке. Если быть точными, то в 1329 году от рождества Христова. Да-да, это не описка. Заикнись он об этом любому психологу, и ему не покинуть врачебного кабинета иначе как в смирительной рубашке. И повезли бы его вовсе не домой, а в такое место, из которого люди домой уже не возвращаются.
Но есть вещь пострашнее самого ужасного вымысла и самой отвратительной болезни. Правда. А смириться с правдой и есть порой самое трудное. Невыносимое.
Сновидения его были нескончаемым сериалом про него самого, его родных и домочадцев, а пробуждаясь, он понимал, что именно так все и было, и покрывался холодным липким потом. Ему ведь некому было про это рассказать.
Белла, сука…
Разумеется, Белла знала все. Знала и потешалась над его отчаянием, как пить дать. Потому что она, строго говоря, была не Белла. И она была не «она». Наверняка эти сны-воспоминания-откровения посылались ему именно с подачи Беллы. Но с этим существом он сейчас не стал бы откровенничать. Хватит. Как говорится, от греха подальше. Но как тут будешь «от греха подальше», если он, Жан-Жак-Альбин де Бизанкур, от рождения был «крестником» семи смертных грехов и семи покровительствующих этим грехам демонов…
Вел он жизнь праздную, мягко сказано, ни в чем себе не отказывал. Его развлечения находились за гранью человеческих потребностей. Их даже нельзя было назвать «основным инстинктом».
А под утро ему снился взгляд. Из синевы небес взирали на него огромные скорбные глаза, они смотрели в его душу. Так в глубину дальней пещеры вдруг проникает непрошеный солнечный лучик, постепенно вытесняя тьму светом, да только свет этот был для Жан-Жака невыносим. Точно его раздели и выпотрошили. Нет, не так, как это делал он сам с кем-либо. Теперь он делал это сам с собой. Взгляд с небес безмолвно и неотвратимо вопрошал: «Как же ты можешь жить с таким грузом, как? Как ты можешь спать, есть, дышать? Посмотри в глубь себя, может, там осталось хоть что-нибудь человеческое?»
Островок