Двенадцать рождественских свиданий. Дженни Бейлисс
богу, – сказал он, когда черный эспрессо заструился в очередную чашку, – у нас закончились карамельные брауни утром, а то я думал, здесь будет бунт.
Волосы Мэтта всегда были взлохмачены, и сейчас они стояли торчком, как в рекламируемых модных прическах. У него была привычка ерошить их руками, когда волновался, и от этого делалось только хуже. Кто-то называл его шевелюру лохматой рыжей шваброй, сам же ее обладатель предпочитал выражение «земляничный блонд». Кожа у него была бледная, особенно по сравнению с оливковой кожей Кейт, и покрыта веснушками, проступающими на солнце. Мэтт их ненавидел, хотя они придавали ему некоторую моложавость, которую женщины, похоже, считали очень милой. В общем-то как и глубоко посаженные карие глаза, которые, как говорила его девушка Сара, делают его взгляд значительным и умным, хотя Кейт предпочитала, когда он немного щурился, словно бы от солнца.
Из зала раздался голос:
– Кто там говорит о брауни?
Мэтт очистил место на стойке, и Кейт с облегчением опустила на нее тяжелые ящики. От жары ее щеки пылали, и, когда она размотала шарф, ее волосы мгновенно распушились в душной комнате.
– Сюда, Терренс! – позвала она. – Горячие, прямо из печи.
Заскрипели стулья, завсегдатаи пробирались мимо свернувшихся на полу собак и сумок с покупками на Рождество, чтобы заказать пирожные Кейт.
– Есть еще несколько пирогов с начинкой, песочное печенье с апельсином и шоколадом и роки роуд, – перечислила Кейт.
– Ты просто спасительница! – воскликнул Мэтт. – Карла, можешь подойти принять заказы?
Он передал блокнот молодой официантке, которую сразу же окружила толпа клиентов, требующих сладкого. Мэтт занял свой пост у кофемашины, а Кейт обошла стойку и уселась на стул возле кофемолки.
– Хочешь чего-нибудь? – спросил Мэтт.
Он нацедил двойной эспрессо в широкую чашку, добавив сверху вспененные сливки; легким движением кисти сотворил на поверхности пены карамельный узор в виде листочка. Поставив чашку на стойку, где Карла могла его забрать, Мэтт перешел к следующему заказу.
– Флэт уайт, пожалуйста, – ответила Кейт, выскальзывая из пальто и укладывая его на спинку облезлого старого дивана.
– Ого! Ты сегодня принарядилась? Куда-то собираешься? – спросил Мэтт.
Кейт смущенно пригладила чайное платье в цветочек и запахнула кофту. Она нечасто надевала платье.
– Как тебе? Не чересчур? – спросила она.
– Не чересчур для чего?
– Сам знаешь. – Кейт наклонилась вперед и заговорщически прошептала: – Для первого свидания.
В глазах Мэтта что-то мелькнуло.
– Ах да, – произнес он, – совсем забыл. Конечно, чересчур, вернись домой, надень джинсы пошире и свитер с воротником потолще.
Кейт показала ему язык.
– Ладно, ладно. Двенадцать рождественских пистонов, верно? – усмехнулся он, вызывающе глядя на нее.
– Ты как выражаешься? – прошипела Кейт. – Это называется