Непостижимая ночь, неразгаданный день. Суа Пэ
покраснели, в зрачках отражались яркие блики гнева. Аями больше не могла смотреть ему в лицо. Она отвернулась, в голове одна за другой мелькали мысли: «Сколько же ему лет? Тридцать два? Пятьдесят шесть? Он сумасшедший от рождения или стал таким недавно? Худощавый и статный мужчина, светло-коричневая куртка и широкие брюки, клетчатая рубашка с расстегнутой верхней пуговицей, небрежная походка, хмурое выражение лица и морщинистый лоб, следы затаенных обид и провалов выгравированы по всему его телу, как росчерк жизненных неудач, массивное адамово яблоко, пугающе двигающееся вверх-вниз, сухая кожа голубовато-серого оттенка, иссохшая, как в пустыне, опасный, ядовитый блеск глаз. Неужели мы с ним знакомы?» Аями почувствовала, что больше никогда не сможет доверять своей памяти.
Его синие кроссовки, его еле слышный голос, который доносился через стеклянную дверь. Глаза с ярко-красными прожилками, сухие губы и неоправданно сильный поток смутных чувств. От них ее сердце разрывалось на части, истончалось. Но в то же время, как ни странно, они успокаивали, уносили ее в темную бездну бессознательного.
«Я – чувства».
В этот момент за спиной мужчины безучастно проехал синий автомобиль, но никто его не заметил. За рулем была женщина средних лет в пестром летнем платье, шарф из легкой ткани повязан назад. Кроме нее, в автомобиле никого не было. Одной рукой женщина держала руль, а другой – прижимала к уху телефон. Заметив кричащего перед стеклянной дверью театра мужчину, не стала останавливаться – ведь к происходящему она не имела никакого отношения. По переулку шел человек, в руках он нес клетку с котенком, и ему пришлось прижаться к противоположной стене переулка, чтобы не попасть под колеса. Он был небезызвестным в этом районе христианским проповедником, который тайком подсовывал листовки с цитатами из Священного Писания в карманы прохожим. Полицейские арестовывали его, принимая за карманника. Остановившись перед светофором в конце переулка, женщина убрала руку с руля, достала бутылку воды и сделала глоток. Она продолжала разговаривать по телефону. Работающий двигатель и кондиционер автомобиля издавали привычные монотонные звуки.
«Ах… Мои пальцы медленно скользят вниз, проникают в твои штаны. Мои пальцы еще горячие. Я только что держала их между губами, теми, которые у меня внизу. У меня там уже все пропитано теплым персиковым сиропом. Расстегни ремень, но штаны не снимай. Я чувствую, что он уже твердый, но пока не вижу… Вот так… Медленнее… Закрой глаза и представь… Твоя развратная рабыня стоит на коленях перед тобой».
Она издала легкий стон. Она одновременно занималась двумя делами, требовавшими от нее максимальной концентрации – разговаривала по телефону и вела автомобиль. Это поразило Аями, и ей пришлось отвернуться: она не хотела, чтобы возбужденная женщина вылила на нее поток бранных слов. Двое охранников схватили мужчину за руки и выволокли с парковки.
Даже когда мужчина исчез из виду, Аями еще долго стояла на месте, словно прибитая к полу.
Раздался звонок