Шкура. Курцио Малапарте
считаешь, что твое картезианство может помочь тебе, к примеру, понять Гитлера?
– Почему именно Гитлера?
– Потому что Гитлер тоже часть мистической загадки Европы, потому что он тоже принадлежит другой Европе, которую картезианский ум не может постичь. Или ты можешь объяснить Гитлера с помощью Декарта?
– Je l’explique parfaitement[67].
Тогда я рассказал ему университетскую байку, которую студенты немецких университетов со смехом передают из поколения в поколение. На конгрессе немецких ученых в городе Гейдельберге после долгих споров участники конгресса пришли к заключению, что все в мире можно объяснить с помощью одного только разума. В конце дискуссии хранивший до того момента молчание профессор в надвинутом на лоб цилиндре поднялся и сказал:
– Если вы все умеете объяснить, то не могли бы вы втолковать мне, каким образом вот эта штука выросла сегодня ночью у меня на голове?
И, неторопливо сняв цилиндр, он показал сигару, настоящую «гавану», торчащую прямо из его лысого черепа.
– Ah, ah, c’est merveilleux![68] – рассмеялся Джек. – Значит, Гитлер – это гаванская сигара, хочешь сказать?
– Нет, я хочу сказать, что Гитлер как та гаванская сигара.
– Чудесно! Сигара! – говорил Джек, вдруг добавляя: – Have a drink, Malaparte[69], – и переходя на французский: – Allons boire quelque chose[70]. Бар PВS был полон офицеров, обогнавших нас на много стаканов. Мы уселись в углу и принялись пить. Джек смеялся, заглядывая в свой стакан, постукивал кулаком по колену и время от времени восклицал:
– C’est merveilleux! Un cigare![71] Когда глаза его помутнели, он сказал:
– Tu crois vraiment qu’Hitler…[72]
– Mais oui, naturellement[73].
Потом мы пошли ужинать и сели за большой стол для «синьоров офицеров из PBS». Все были веселы и с симпатией улыбались мне, потому что я был the bastard Italian liaison officer, this bastard son of a gun[74]. Джек стал рассказывать историю о конгрессе немецких ученых в университете Гейдельберга, и все старшие офицеры войск полуострова с удивлением смотрели на меня и спрашивали:
– What? A cigar? Do you mean that Hitler is a cigar?[75]
– He means that Hitler is a cigar Havana[76], – говорил, смеясь, Джек.
Протягивая мне через стол сигару, полковник Брэнд сказал с дружеской улыбкой:
– Вы любите сигары? Это настоящая «гавана».
II
Неаполитанская дева
– Тебе когда-нибудь случалось видеть девственницу? – спросил меня однажды Джимми, когда мы выходили из булочной на Пендино-ди-Санта-Барбара, грызя горячие хрустящие таралли.
– Случалось, но издалека.
– А я имею в виду вблизи. Ты видел когда-нибудь девственницу вблизи?
– Нет, вблизи никогда.
– Тогда пошли, Малапарте, – сказал Джимми.
Сначала идти не хотелось, я знал, мне покажут что-то болезненно унизительное, какое-нибудь уродливое свидетельство морального и физического упадка, до которого в
Я его отлично объясняю (
Ах, это удивительно! (
Выпей, Малапарте (
Давай выпьем чего-нибудь (
Здорово! Сигара! (
Ты действительно считаешь, что Гитлер… (
Ну разумеется (
Грязный итальянский офицер связи, чертов сукин сын (
Что? Сигара? Ты считаешь, что Гитлер – сигара? (
Он считает, что Гитлер – гаванская сигара (